— Ладно, праведник! Оно, пожалуй,
так и надо мне — надоело уж около рублей копейки ловить. Стало ворам тесно — зажили честно!
Неточные совпадения
Ларион отвергал сатану, а
надо было принять его, жития святых заставили — без сатаны непонятно падение человека. Ларион видел бога единым творцом мира, всесильным
и непобедимым, — а откуда же тогда безобразное? По житиям святых выходило, что мастер всего безобразного
и есть сатана. Я
и принял его в
такой должности: бог создает вишню, сатана — лопух, бог — жаворонка, сатана — сову.
А она смотрит на меня всё ласковее: мне в то время восемнадцать лет минуло, парень видный
и кудрявый
такой.
И хотел я
и неловко мне было ближе к ней подойти, я тогда ещё невинен перед женщиной жил; бабы на селе смеялись за это
надо мной; иногда мне казалось, что
и Ольга нехорошо улыбается. Не раз уже сладко думал про неё...
Смотрю — вид у Титова
такой, словно он вдруг на сажень выше меня вырос,
и я где-то у ног его ползу. Понял я, что издевается он
надо мной, кончил разговор, а вечером передал Ольге речи её отца. Заблестели слёзы на глазах у девушки, а около уха у неё задрожала какая-то малая синенькая жилка,
и трепет этот жалостный откликнулся в сердце у меня. Говорит Ольга, улыбаясь...
Во мне тогда
такое упорство сложилось, что я своими руками сейчас же готов был брёвна катать
и венцы вязать,
и до конца бы всю работу сразу мог довести, потому что хоть я волю бога
и оспаривал, а
надо было мне наверное знать, — он это против меня или нет?
— Ну, уж это, — мол, — ты сам уходи, коли тебе
надо, я — не уйду,
так и знай!
— Знал, да позабыл. Теперь сначала обучаюсь. Ничего, могу.
Надо, ну
и можешь. А —
надо… Ежели бы только господа говорили о стеснении жизни,
так и пёс с ними, у них всегда другая вера была! Но если свой брат, бедный рабочий человек, начал, то уж, значит, верно!
И потом — стало
так, что иной человек из простых уже дальше барина прозревает. Значит, это общее, человечье началось. Они
так и говорят: общее, человечье. А я — человек. Стало быть,
и мне дорога с ними. Вот я
и думаю…
— Да всё так же, в убыток, — с покорной улыбкой, но с выражением спокойствия и убеждения, что это
так и надо, отвечал помещик, останавливаясь подле.
— Да, — сказал он, — это один из последних могикан: истинный, цельный, но ненужный более художник. Искусство сходит с этих высоких ступеней в людскую толпу, то есть в жизнь.
Так и надо! Что он проповедует: это изувер!
Неточные совпадения
«Не
надо бы
и крылышек, // Кабы нам только хлебушка // По полупуду в день, — //
И так бы мы Русь-матушку // Ногами перемеряли!» — // Сказал угрюмый Пров.
— А кто сплошал,
и надо бы // Того тащить к помещику, // Да все испортит он! // Мужик богатый… Питерщик… // Вишь, принесла нелегкая // Домой его на грех! // Порядки наши чудные // Ему пока в диковину, //
Так смех
и разобрал! // А мы теперь расхлебывай! — // «Ну… вы его не трогайте, // А лучше киньте жеребий. // Заплатим мы: вот пять рублей…»
Идем домой понурые… // Два старика кряжистые // Смеются… Ай, кряжи! // Бумажки сторублевые // Домой под подоплекою // Нетронуты несут! // Как уперлись: мы нищие — //
Так тем
и отбоярились! // Подумал я тогда: // «Ну, ладно ж! черти сивые, // Вперед не доведется вам // Смеяться
надо мной!» //
И прочим стало совестно, // На церковь побожилися: // «Вперед не посрамимся мы, // Под розгами умрем!»
Его послушать
надо бы, // Однако вахлаки //
Так обозлились, не дали // Игнатью слова вымолвить, // Особенно Клим Яковлев // Куражился: «Дурак же ты!..» // — А ты бы прежде выслушал… — // «Дурак же ты…» // —
И все-то вы, // Я вижу, дураки!
А если
и действительно // Свой долг мы ложно поняли //
И наше назначение // Не в том, чтоб имя древнее, // Достоинство дворянское // Поддерживать охотою, // Пирами, всякой роскошью //
И жить чужим трудом, //
Так надо было ранее // Сказать… Чему учился я? // Что видел я вокруг?.. // Коптил я небо Божие, // Носил ливрею царскую. // Сорил казну народную //
И думал век
так жить… //
И вдруг… Владыко праведный!..»