Неточные совпадения
Метель была денежная, ассигнации снегом
на головы падали, серебро мерками мерили!
Поп звонко хохотал, вскидывая
голову, как туго взнузданная лошадь; длинные волосы
падали ему
на угреватые щёки, он откидывал их за уши, тяжко отдувался и вдруг, прервав смех, смотрел
на людей, строго хмурясь, и громко говорил что-нибудь от писания. Вскоре он ушёл, покачиваясь, махая рукою во все стороны, сопровождаемый старым дьяконом, и тотчас же высокая старуха встала, поправляя
на голове тёмный платок, и начала говорить громко и внушительно...
Когда стали погружать в серую окуровскую супесь тяжёлый гроб и чернобородый пожарный, открыв глубочайшую красную
пасть, заревел, точно выстрелил: «Ве-еч…» — Ммтвей свалился
на землю, рыдая и биясь
головою о чью-то жёсткую, плешивую могилу, скупо одетую дёрном. Его обняли цепкие руки Пушкаря, прижали щекой к медным пуговицам. Горячо всхлипывая, солдат вдувал ему в ухо отрывистые слова...
Матвей перестал ходить
на реку и старался обегать городскую площадь, зная, что при встрече с Хряповым и товарищами его он снова неизбежно будет драться. Иногда, перед тем как лечь
спать, он опускался
на колени и, свесив руки вдоль тела, наклонив
голову — так стояла Палага в памятный день перед отцом — шептал все молитвы и псалмы, какие знал. В ответ им мигала лампада, освещая лик богоматери, как всегда задумчивый и печальный. Молитва утомляла юношу и этим успокаивала его.
Попробовав встать
на ноги, он пошатнулся, едва не
упал и, сконфуженно качая
головою, пробормотал...
Было боязно видеть, как цепкий человечек зачем-то путешествует по крутой и скользкой крыше амбара, висит между
голых сучьев деревьев, болтая ногами, лезет
на забор, утыканный острыми гвоздями,
падает и — ругается...
Но вдруг она
упала на стул и — точно вспыхнула вся — звонко захохотала, вскинув
голову, выгибая шею, вскрикивая сквозь смех...
Кожемякин не
спал по ночам, от бессонницы болела
голова,
на висках у него явились серебряные волосы. Тело, полное болью неудовлетворённого желания, всё сильнее разгоравшегося, словно таяло, щеки осунулись, уставшие глаза смотрели рассеянно и беспомощно. Как сквозь туман, он видел сочувствующие взгляды Шакира и Натальи, видел, как усмехаются рабочие, знал, что по городу ходит дрянной, обидный для него и постоялки слух, и внутренне отмахивался ото всего...
— Этого я не могу, когда женщину бьют! Залез
на крышу, за трубой сижу, так меня и трясёт, того и гляди
упаду, руки дрожат, а снизу: «У-у-у! Бей-й!!» Пух летит, ах ты, господи! И я — всё вижу, не хочу, а не могу глаза закрыть, — всё вижу.
Голое это женское тело треплют.
Ночью он поднимет
голову, прислушается —
сплю я или нет и, встав
на колени, молится; так всю ночь, до утра, а утром встал, поглядел
на меня, помахал руками и — ушёл.
Серая попадья, подняв очки
на лоб, положив
на колени руки и шитьё, сидела у окна, изредка вставляя в речь дяди два-три негромких слова, а поп, возбуждённый и растрёпанный, то вскакивал и летел куда-то по комнате, сбивая стулья, то, как бы в отчаянии,
падал на клеёнчатый диван и, хватаясь за
голову руками, кричал...
Набежало множество тёмных людей без лиц. «Пожар!» — кричали они в один голос, опрокинувшись
на землю, помяв все кусты, цепляясь друг за друга, хватая Кожемякина горячими руками за лицо, за грудь, и помчались куда-то тесной толпою, так быстро, что остановилось сердце. Кожемякин закричал, вырываясь из крепких объятий горбатого Сени, вырвался,
упал, ударясь
головой, и — очнулся сидя, опираясь о пол руками, весь облепленный мухами, мокрый и задыхающийся.
Он зарычал, отшвырнул её прочь, бросился в сени, спрыгнул с крыльца и, опрокинувшись всем телом
на Максима, сбил его с ног,
упал и молча замолотил кулаками по крепкому телу, потом, оглушённый ударом по
голове, откатился в сторону, тотчас вскочил и, злорадно воя, стал пинать ногами в чёрный живой ком, вертевшийся по двору.
Просидела она почти до полуночи, и Кожемякину жалко было прощаться с нею. А когда она ушла, он вспомнил Марфу, сердце его, снова охваченное страхом, трепетно забилось, внушая мысль о смерти, стерегущей его где-то близко, — здесь, в одном из углов, где безмолвно слились тени, за кроватью, над
головой, — он спрыгнул
на пол, метнулся к свету и —
упал, задыхаясь.
А через два дня он, поддерживаемый ею и Тиуновым, уже шёл по улицам города за гробом Хряпова. Город был окутан влажным облаком осеннего тумана,
на кончиках
голых ветвей деревьев росли, дрожали и тяжело
падали на потную землю крупные капли воды. Платье покрывалось сыростью, точно капельками ртути. Похороны были немноголюдны, всего человек десять шагало за гробом шутливого ростовщика, которому при жизни его со страхом кланялся весь город. Гроб — тяжёлую дубовую колоду — несли наёмные люди.
Неточные совпадения
Только что пан окровавленный //
Пал головой на седло, // Рухнуло древо громадное, // Эхо весь лес потрясло.
Долго раздумывал он, кому из двух кандидатов отдать преимущество: орловцу ли —
на том основании, что «Орел да Кромы — первые воры», — или шуянину —
на том основании, что он «в Питере бывал,
на полу сыпал и тут не
упал», но наконец предпочел орловца, потому что он принадлежал к древнему роду «Проломленных
Голов».
И ровно в ту минуту, как середина между колесами поравнялась с нею, она откинула красный мешочек и, вжав в плечи
голову,
упала под вагон
на руки и легким движением, как бы готовясь тотчас же встать, опустилась
на колена.
Но чем громче он говорил, тем ниже она опускала свою когда-то гордую, веселую, теперь же постыдную
голову, и она вся сгибалась и
падала с дивана,
на котором сидела,
на пол, к его ногам; она
упала бы
на ковер, если б он не держал ее.
Когда после того, как Махотин и Вронский перескочили большой барьер, следующий офицер
упал тут же
на голову и разбился замертво и шорох ужаса пронесся по всей публике, Алексей Александрович видел, что Анна даже не заметила этого и с трудом поняла, о чем заговорили вокруг.