Неточные совпадения
Кожемякин с Шакиром отошли шагов на десять, и
густой снег погасил воющие голоса людей; на
улице стало тихо, а всё, что слышали они, точно скользнуло прочь из города в молчание белых полей.
Днём в городе,
гудя, как струны, носились тучи жирных мух, и только стрижи, жадно вскрикивая, мелькали над
улицами, а вся иная птица печально пряталась в тени; к вечеру с болота налетали комары и неумолчно плакали всю ночь.
Отвечала не спеша, но и не задумываясь, тотчас же вслед за вопросом, а казалось, что все слова её с трудом проходят сквозь одну какую-то
густую мысль и обесцвечиваются ею. Так, говоря как бы не о себе, однотонно и тускло, она рассказала, что её отец, сторож при казённой палате, велел ей, семнадцатилетней девице, выйти замуж за чиновника, одного из своих начальников; муж вскоре после свадьбы начал пить и умер в одночасье на
улице, испугавшись собаки, которая бросилась на него.
Но казалось однако, что весь город принимает издали участие в этих похоронах без блеска, без певчих: всюду по
улицам, точно жучки по воде устоявшегося пруда, мелькали озабоченные горожане, на площади перед крыльцом «Лиссабона» и у паперти собора толклись по камням серые отрёпанные люди, чего-то, видимо, ожидая, и
гудели, как осы разорённого гнезда.
И мистер Борк пошел дальше. Пошли и наши, скрепя сердцем, потому что столбы кругом дрожали,
улица гудела, вверху лязгало железо о железо, а прямо над головами лозищан по настилке на всех парах летел поезд. Они посмотрели с разинутыми ртами, как поезд изогнулся в воздухе змеей, повернул за угол, чуть не задевая за окна домов, — и полетел опять по воздуху дальше, то прямо, то извиваясь…
И в шесть часов утра, и в одиннадцать часов ночи я вижу в окошко склоненную над сапогом стриженую голову Васьки, а кругом него — таких же зеленых и худых мальчиков и подмастерьев; маленькая керосиновая лампа тускло горит над их головами, из окна тянет на
улицу густою, прелою вонью, от которой мутит в груди.
Неточные совпадения
При среднем росте, она была полна, бела и румяна; имела большие серые глаза навыкате, не то бесстыжие, не то застенчивые, пухлые вишневые губы,
густые, хорошо очерченные брови, темно-русую косу до пят и ходила по
улице «серой утицей».
На
улице царили голодные псы, но и те не лаяли, а в величайшем порядке предавались изнеженности и распущенности нравов;
густой мрак окутывал
улицы и дома; и только в одной из комнат градоначальнической квартиры мерцал далеко за полночь зловещий свет.
А где, бишь, мой рассказ несвязный? // В Одессе пыльной, я сказал. // Я б мог сказать: в Одессе грязной — // И тут бы, право, не солгал. // В году недель пять-шесть Одесса, // По воле бурного Зевеса, // Потоплена, запружена, // В
густой грязи погружена. // Все домы на аршин загрязнут, // Лишь на ходулях пешеход // По
улице дерзает вброд; // Кареты, люди тонут, вязнут, // И в дрожках вол, рога склоня, // Сменяет хилого коня.
Над Москвой хвастливо сияло весеннее утро; по неровному булыжнику цокали подковы, грохотали телеги; в теплом, светло-голубом воздухе празднично
гудела медь колоколов; по истоптанным панелям нешироких, кривых
улиц бойко шагали легкие люди; походка их была размашиста, топот ног звучал отчетливо, они не шаркали подошвами, как петербуржцы. Вообще здесь шума было больше, чем в Петербурге, и шум был другого тона, не такой сыроватый и осторожный, как там.
Он ощущал позыв к женщине все более определенно, и это вовлекло его в приключение, которое он назвал смешным. Поздно вечером он забрел в какие-то узкие, кривые
улицы, тесно застроенные высокими домами. Линия окон была взломана, казалось, что этот дом уходит в землю от тесноты, а соседний выжимается вверх. В сумраке, наполненном тяжелыми запахами, на панелях, у дверей сидели и стояли очень демократические люди,
гудел негромкий говорок, сдержанный смех, воющее позевывание. Чувствовалось настроение усталости.