Неточные совпадения
Тогда несколько десятков решительных людей, мужчин и женщин, вступили в единоборство с самодержавцем, два года охотились за ним, как за диким зверем, наконец убили его и тотчас же
были преданы одним из своих товарищей; он сам пробовал убить Александра Второго, но кажется, сам же и порвал провода мины, назначенной взорвать поезд царя. Сын убитого, Александр
Третий, наградил покушавшегося на жизнь его отца званием почетного гражданина.
Варавки жили на этой квартире уже
третий год, но казалось, что они поселились только вчера, все вещи стояли не на своих местах, вещей
было недостаточно, комната казалась пустынной, неуютной.
Он перевелся из другого города в пятый класс; уже
третий год, восхищая учителей успехами в науках, смущал и раздражал их своим поведением. Среднего роста, стройный, сильный, он ходил легкой, скользящей походкой, точно артист цирка. Лицо у него
было не русское, горбоносое, резко очерченное, но его смягчали карие, женски ласковые глаза и невеселая улыбка красивых, ярких губ; верхняя уже поросла темным пухом.
—
Третьим в раю
был дьявол, — тотчас сказала Лидия и немножко отодвинулась от дивана вместе со стулом, а Макаров, пожимая руку Клима, подхватил ее шутку...
Ногою в зеленой сафьяновой туфле она безжалостно затолкала под стол книги, свалившиеся на пол, сдвинула вещи со стола на один его край, к занавешенному темной тканью окну, делая все это очень быстро. Клим сел на кушетку, присматриваясь. Углы комнаты
были сглажены драпировками,
треть ее отделялась китайской ширмой, из-за ширмы
был виден кусок кровати, окно в ногах ее занавешено толстым ковром тускло красного цвета, такой же ковер покрывал пол. Теплый воздух комнаты густо напитан духами.
— На все вопросы, Самгин,
есть только два ответа: да и нет. Вы, кажется, хотите придумать
третий? Это — желание большинства людей, но до сего дня никому еще не удавалось осуществить его.
— Сядемте, — предложила она и задумчиво начала рассказывать, что
третьего дня она с мужем
была в гостях у старого знакомого его, адвоката.
В глубине двора возвышалось длинное, ушедшее в землю кирпичное здание, оно
было или хотело
быть двухэтажным, но две
трети второго этажа сломаны или не достроены. Двери, широкие, точно ворота, придавали нижнему этажу сходство с конюшней; в остатке верхнего тускло светились два окна, а под ними, в нижнем, квадратное окно пылало так ярко, как будто за стеклом его горел костер.
— Приехал с Кубани Володька и
третьи сутки
пьет, как пожарный, — рассказывал он, потирая пальцами виски, приглаживая двуцветные вихры.
— Люблю дьякона — умный. Храбрый. Жалко его.
Третьего дня он сына отвез в больницу и знает, что из больницы повезет его только на кладбище. А он его любит, дьякон. Видел я сына… Весьма пламенный юноша. Вероятно, таков
был Сен-Жюст.
Он шел и смотрел, как вырастают казармы; они строились тремя корпусами в форме трапеции, средний
был доведен почти до конца, каменщики выкладывали последние ряды
третьего этажа, хорошо видно
было, как на краю стены шевелятся фигурки в красных и синих рубахах, в белых передниках, как тяжело шагают вверх по сходням сквозь паутину лесов нагруженные кирпичами рабочие.
— Меня там чуть-чуть тараканы не съели. Замечательный город: в девяносто
третьем году мальчишки
пели...
— Очень рад, — сказал
третий, рыжеватый, костлявый человечек в толстом пиджаке и стоптанных сапогах. Лицо у него
было неуловимое, украшено реденькой золотистой бородкой, она очень беспокоила его, он дергал ее левой рукою, и от этого толстые губы его растерянно улыбались, остренькие глазки блестели, двигались мохнатенькие брови. Четвертым гостем Прейса оказался Поярков, он сидел в углу, за шкафом, туго набитым книгами в переплетах.
Он сел и начал разглаживать на столе измятые письма.
Третий листок он прочитал еще раз и, спрятав его между страниц дневника, не спеша начал разрывать письма на мелкие клочки. Бумага
была крепкая, точно кожа. Хотел разорвать и конверт, но в нем оказался еще листок тоненькой бумаги, видимо, вырванной из какой-то книжки.
На двадцать
третий день он
был вызван в жандармское управление и там встречен полковником, парадно одетым в мундир, украшенный орденами.
— А я приехала
третьего дня и все еще не чувствую себя дома, все боюсь, что надобно бежать на репетицию, — говорила она, набросив на плечи себе очень пеструю шерстяную шаль, хотя в комнате
было тепло и кофточка Варвары глухо, до подбородка, застегнута.
— В логике
есть закон исключенного
третьего, — говорил он, — но мы видим, что жизнь строится не по логике. Например: разве логична проповедь гуманизма, если признать борьбу за жизнь неустранимой? Однако вот вы и гуманизм не проповедуете, но и за горло не хватаете никого.
— Выпустили меня
третьего дня, и я все еще не в себе. На родину, — а где у меня родина, дураки! Через четыре дня должна ехать, а мне совершенно необходимо жить здесь.
Будут хлопотать, чтоб меня оставили в Москве, но…
Самгин взял лампу и, нахмурясь, отворил дверь, свет лампы упал на зеркало, и в нем он увидел почти незнакомое, уродливо длинное, серое лицо, с двумя темными пятнами на месте глаз, открытый, беззвучно кричавший рот
был третьим пятном. Сидела Варвара, подняв руки, держась за спинку стула, вскинув голову, и
было видно, что подбородок ее трясется.
Казалось, что Спивак по всем измерениям стал меньше на
треть, и это
было так жутко, что Клим не сразу решился взглянуть в его лицо.
Утром сели на пароход, удобный, как гостиница, и поплыли встречу караванам барж, обгоняя парусные рыжие «косоуши», распугивая увертливые лодки рыбаков. С берегов, из богатых сел, доплывали звуки гармоники, пестрые группы баб любовались пароходом, кричали дети, прыгая в воде, на отмелях. В
третьем классе, на корме парохода, тоже играли,
пели. Варвара нашла, что Волга действительно красива и недаром воспета она в сотнях песен, а Самгин рассказывал ей, как отец учил его читать...
И мешал грузчик в красной рубахе; он жил в памяти неприятным пятном и, как бы сопровождая Самгина, вдруг воплощался то в одного из матросов парохода, то в приказчика на пристани пыльной Самары, в пассажира
третьего класса, который, сидя на корме,
ел орехи, необыкновенным приемом раскалывая их: положит орех на коренные зубы, ударит ладонью снизу по челюсти, и — орех расколот.
И еще раз убеждался в том, как много люди выдумывают, как они, обманывая себя и других, прикрашивают жизнь. Когда Любаша, ухитрившаяся побывать в нескольких городах провинции, тоже начинала говорить о росте революционного настроения среди учащейся молодежи, об успехе пропаганды марксизма, попытках организации рабочих кружков, он уже знал, что все это преувеличено по крайней мере на две
трети. Он
был уверен, что все человеческие выдумки взвешены в нем, как пыль в луче солнца.
— Со второй женой в Орле жил, она орловская
была. Там — чахоточных очень много. И — крапивы, все заборы крапивой обросли. Теперь у меня
третья; конечно — не венчаны. Уехала в Томск, там у нее…
Затем она хлопала ладонями, являлись две горничные, брюнетка в красном и рыжая в голубом; они, ловко надев на нее платье, сменяли его другим,
третьим, в партере, в ложах
был слышен завистливый шепот, гул восхищения.
— Вероятно, вы бы не сказали этого, если б здесь
был кто-нибудь
третий.
Он видел, что в этой комнате, скудно освещенной опаловым шаром, пародией на луну,
есть люди, чей разум противоречит чувству, но эти люди все же расколоты не так, как он, человек, чувство и разум которого мучает какая-то непонятная
третья сила, заставляя его жить не так, как он хочет.
«Все, говорит, я исследовал и, кроме бога, утверждаемого именно православной церковью, ничего неоспоримого — нет!» — «А — как же
третий инстинкт, инстинкт познания?» Оказывается, он-то и ведет к богу, это
есть инстинкт богоискательства.
— Неправда! — бесстыдно кричал урод. — Костя Макаров и я — мы оба для души, как черт и ангел! А
есть еще
третий…
— Я не верю, не верю, что Петербургом снова командует Германия, как это
было после Первого марта при Александре
Третьем, — бормотал Кумов, глядя на трубку.
— Благодару вам! — откликнулся Депсамес, и
было уже совершенно ясно, что он нарочито исказил слова, — еще раз это не согласовалось с его изуродованным лицом, седыми волосами. — Господин Брагин знает сионизм как милую шутку: сионизм — это когда один еврей посылает другого еврея в Палестину на деньги
третьего еврея. Многие любят шутить больше, чем думать…
Он снова шагал в мягком теплом сумраке и, вспомнив ночной кошмар, распределял пережитое между своими двойниками, — они как бы снова окружили его. Один из них наблюдал, как драгун старается ударить шашкой Туробоева, но совершенно другой человек
был любовником Никоновой;
третий, совершенно не похожий на первых двух, внимательно и с удовольствием слушал речи историка Козлова.
Было и еще много двойников, и все они, в этот час, — одинаково чужие Климу Самгину. Их можно назвать насильниками.
— Он уже
третьего дня в Москве
был, письмо-то оттуда.
— Нечто похожее
было в Петербурге в девятьсот
третьем году, кажется. Да и об этом, здешнем, я что-то слышала от Лидии.
«У него тоже
были свои мысли, — подумал Самгин, вздохнув. — Да, “познание —
третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит к богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного реального опыта как истины требует служения этой истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что в центре круга — тайна, именуемая бог”».
Найти ответ на вопрос этот не хватило времени, — нужно
было определить: где теперь Марина? Он высчитал, что Марина уже
третьи сутки в Париже, и начал укладывать вещи в чемодан.
Самгин оглядывался. Комната
была обставлена, как в дорогом отеле,
треть ее отделялась темно-синей драпировкой, за нею — широкая кровать, оттуда доносился очень сильный запах духов. Два открытых окна выходили в небольшой старый сад, ограниченный стеною, сплошь покрытой плющом, вершины деревьев поднимались на высоту окон, сладковато пахучая сырость втекала в комнату, в ней
было сумрачно и душно. И в духоте этой извивался тонкий, бабий голосок, вычерчивая словесные узоры...
— Прозевал книгу, уже набирают. Достал оттиски первых листов. Прозевал, черт возьми! Два сборничка выпустил, а
третий — ускользнул. Теперь, брат, пошла мода на сборники. От беков, Луначарского, Богданова, Чернова и до Грингмута, монархиста, все предлагают товар мыслишек своих оптом и в розницу. Ходовой товар. Что
будем есть?
— Охладили уже. Любила одного, а живу — с
третьим. Вот вы сказали — «Любовь и голод правят миром», нет, голод и любовью правит. Всякие романы
есть, а о нищих романа не написано…
Университет учится, сходки совершенно непопулярны: на первой
было около 2500 (из 9 тысяч), на второй — 700,
третьего дня — 150, а вчера, на трех назначенных, — около 100 человек».
— Тагильский-то? Читал?
Третьего дня в «Биржевке»
было — застрелился.
В буфете, занятом офицерами, маленький старичок-официант, бритый, с лицом католического монаха, нашел Самгину место в углу за столом, прикрытым лавровым деревом, две
трети стола
были заняты колонками тарелок, на свободном пространстве поставил прибор; делая это, он сказал, что поезд в Ригу опаздывает и неизвестно, когда придет, станция загромождена эшелонами сибирских солдат, спешно отправляемых на фронт, задержали два санитарных поезда в Петроград.