Неточные совпадения
Взрослые пили
чай среди комнаты, за круглым
столом, под лампой
с белым абажуром, придуманным Самгиным: абажур отражал свет не вниз,
на стол, а в потолок; от этого по комнате разливался скучный полумрак, а в трех углах ее было темно, почти как ночью.
— В сущности, город — беззащитен, — сказал Клим, но Макарова уже не было
на крыше, он незаметно ушел. По улице, над серым булыжником мостовой,
с громом скакали черные лошади, запряженные в зеленые телеги, сверкали медные головы пожарных, и все это было странно, как сновидение. Клим Самгин спустился
с крыши, вошел в дом, в прохладную тишину. Макаров сидел у
стола с газетой в руке и читал, прихлебывая крепкий
чай.
Иногда он заглядывал в столовую, и Самгин чувствовал
на себе его острый взгляд. Когда он, подойдя к
столу, пил остывший
чай, Самгин разглядел в кармане его пиджака ручку револьвера, и это ему показалось смешным. Закусив, он вышел в большую комнату, ожидая видеть там новых людей, но люди были все те же, прибавился только один,
с забинтованной рукой
на перевязи из мохнатого полотенца.
Возвратясь в столовую, Клим уныло подошел к окну. В красноватом небе летала стая галок.
На улице — пусто. Пробежал студент
с винтовкой в руке. Кошка вылезла из подворотни. Белая
с черным. Самгин сел к
столу, налил стакан
чаю. Где-то внутри себя, очень глубоко, он ощущал как бы опухоль: не болезненная, но тяжелая, она росла. Вскрывать ее словами — не хотелось.
Пушки стреляли не часто, не торопясь и, должно быть, в разных концах города. Паузы между выстрелами были тягостнее самих выстрелов, и хотелось, чтоб стреляли чаще, непрерывней, не мучили бы людей, которые ждут конца. Самгин, уставая, садился к
столу, пил
чай, неприятно теплый, ходил по комнате, потом снова вставал
на дежурство у окна. Как-то вдруг в комнату точно
с потолка упала Любаша Сомова, и тревожно, возмущенно зазвучал ее голос, посыпались путаные слова...
Пред вечерним
чаем Безбедов сходил
на реку, выкупался и, сидя за
столом с мокрыми волосами, точно в измятой старой шапке, кашляя, потея, вытирая лицо чайной салфеткой, бормотал...
Турчанинов вздрагивал, морщился и торопливо пил горячий
чай, подливая в стакан вино. Самгин, хозяйничая за
столом, чувствовал себя невидимым среди этих людей. Он видел пред собою только Марину; она играла чайной ложкой, взвешивая ее
на ладонях, перекладывая
с одной
на другую, — глаза ее были задумчиво прищурены.
К этой неприятной для него задаче он приступил у нее
на дому, в ее маленькой уютной комнате. Осенний вечер сумрачно смотрел в окна
с улицы и в дверь
с террасы; в саду, под красноватым небом, неподвижно стояли деревья, уже раскрашенные утренними заморозками.
На столе, как всегда, кипел самовар, — Марина, в капоте в кружевах, готовя
чай, говорила, тоже как всегда, — спокойно, усмешливо...
Она величественно отошла в угол комнаты, украшенный множеством икон и тремя лампадами, села к
столу,
на нем буйно кипел самовар, исходя обильным паром, блестела посуда, комнату наполнял запах лампадного масла, сдобного теста и меда. Самгин
с удовольствием присел к
столу, обнял ладонями горячий стакан
чая. Со стены, сквозь запотевшее стекло,
на него смотрело лицо бородатого царя Александра Третьего, а под ним картинка: овечье стадо пасет благообразный Христос,
с длинной палкой в руке.
Начали спорить по поводу письма, дым папирос и слов тотчас стал гуще.
На столе кипел самовар, струя серого вара вырывалась из-под его крышки горячей пылью.
Чай разливала курсистка Роза Грейман, смуглая,
с огромными глазами в глубоких глазницах и ярким, точно накрашенным ртом.
В пустоватой комнате голоса звучали неестественно громко и сердито, люди сидели вокруг
стола, но разобщенно, разбитые
на группки по два, по три человека.
На столе в облаке пара большой самовар, слышен запах углей,
чай порывисто, угловато разливает черноволосая женщина
с большим жестким лицом, и кажется, что это от нее исходит запах углекислого газа.
Неточные совпадения
— Вот говорит пословица: «Для друга семь верст не околица!» — говорил он, снимая картуз. — Прохожу мимо, вижу свет в окне, дай, думаю себе, зайду, верно, не спит. А! вот хорошо, что у тебя
на столе чай, выпью
с удовольствием чашечку: сегодня за обедом объелся всякой дряни, чувствую, что уж начинается в желудке возня. Прикажи-ка мне набить трубку! Где твоя трубка?
На столе догорала свеча, стоял почти пустой графин водки, рюмки, хлеб, стаканы, огурцы и посуда
с давно уже выпитым
чаем.
Княжна молча встала
с кресла и первая вышла из гостиной. Все отправились вслед за ней в столовую. Казачок в ливрее
с шумом отодвинул от
стола обложенное подушками, также заветное, кресло, в которое опустилась княжна; Катя, разливавшая
чай, первой ей подала чашку
с раскрашенным гербом. Старуха положила себе меду в чашку (она находила, что пить
чай с сахаром и грешно и дорого, хотя сама не тратила копейки ни
на что) и вдруг спросила хриплым голосом:
Еще там был круглый
стол,
на котором она обедала, пила
чай и кофе, да довольно жесткое, обитое кожей старинное же кресло,
с высокой спинкой рококо.
Райский съездил за Титом Никонычем и привез его чуть живого. Он похудел, пожелтел, еле двигался и, только увидев Татьяну Марковну, всю ее обстановку и себя самого среди этой картины, за
столом,
с заткнутой за галстук салфеткой, или у окна
на табурете, подле ее кресел,
с налитой ею чашкой
чаю, — мало-помалу пришел в себя и стал радоваться, как ребенок, у которого отняли и вдруг опять отдали игрушки.