Неточные совпадения
В быстрой смене шумных дней явился на два-три часа Кутузов. Самгин столкнулся с ним на улице, но не узнал его в человеке, похожем на деревенского лавочника. Лицо Кутузова было стиснуто меховой шапкой с наушниками, полушубок на
груди покрыт мучной и масляной коркой грязи, на
ногах — серые валяные сапоги, обшитые кожей. По этим сапогам Клим и вспомнил, войдя вечером
к Спивак, что уже видел Кутузова у ворот земской управы.
Он говорил еще что-то, но Самгин не слушал его, глядя, как водопроводчик, подхватив Митрофанова под мышки, везет его по полу
к пролому в стене. Митрофанов двигался, наклонив голову на
грудь, спрятав лицо; пальто, пиджак на нем были расстегнуты, рубаха выбилась из-под брюк,
ноги волочились по полу, развернув носки.
В тусклом воздухе закачались ледяные сосульки штыков,
к мостовой приросла группа солдат; на них не торопясь двигались маленькие, сердитые лошадки казаков; в середине шагал, высоко поднимая передние
ноги, оскалив зубы, тяжелый рыжий конь, — на спине его торжественно возвышался толстый, усатый воин с красным, туго надутым лицом, с орденами на
груди; в кулаке, обтянутом белой перчаткой, он держал нагайку, — держал ее на высоте
груди, как священники держат крест.
Она была очень забавна, ее веселое озорство развлекало Самгина, распахнувшееся кимоно показывало стройные
ноги в черных чулках, голубую, коротенькую рубашку, которая почти открывала
груди. Все это вызвало у Самгина великодушное желание поблагодарить Дуняшу, но, когда он привлек ее
к себе, она ловко выскользнула из его рук.
В городе, подъезжая
к дому Безбедова, он увидал среди улицы забавную группу: полицейский, с разносной книгой под мышкой, старуха в клетчатой юбке и с палкой в руках, бородатый монах с кружкой на
груди, трое оборванных мальчишек и педагог в белом кителе — молча смотрели на крышу флигеля; там, у трубы, возвышался, качаясь, Безбедов в синей блузе, без пояса, в полосатых брюках, — босые ступни его
ног по-обезьяньи цепко приклеились
к тесу крыши.
Самгин шагнул
к ней, — она взмахнула рукою, прикрывая
грудь, мокрый шелк рубашки соскользнул
к ее
ногам, она бросила свечу на пол и простонала негромко...
— Уйди, — повторила Марина и повернулась боком
к нему, махая руками. Уйти не хватало силы, и нельзя было оторвать глаз от круглого плеча, напряженно высокой
груди, от спины, окутанной массой каштановых волос, и от плоской серенькой фигурки человека с глазами из стекла. Он видел, что янтарные глаза Марины тоже смотрят на эту фигурку, — руки ее поднялись
к лицу; закрыв лицо ладонями, она странно качнула головою, бросилась на тахту и крикнула пьяным голосом, топая голыми
ногами...
Тогда Самгин, пятясь, не сводя глаз с нее, с ее топающих
ног, вышел за дверь, притворил ее, прижался
к ней спиною и долго стоял в темноте, закрыв глаза, но четко и ярко видя мощное тело женщины, напряженные, точно раненые,
груди, широкие, розоватые бедра, а рядом с нею — себя с растрепанной прической, с открытым ртом на сером потном лице.
Дуняша положила руку Лютова на
грудь его, но рука снова сползла и палец коснулся паркета. Упрямство мертвой руки не понравилось Самгину, даже заставило его вздрогнуть. Макаров молча оттеснил Алину в угол комнаты, ударом
ноги открыл там дверь, сказал Дуняше: «Иди
к ней!» — и обратился
к Самгину...
Шел он медленно, глядя под
ноги себе, его толкали, он покачивался, прижимаясь
к стене вагона, и секунды стоял не поднимая головы, почти упираясь в
грудь свою широким бритым подбородком.
Неточные совпадения
Соня упала на ее труп, обхватила ее руками и так и замерла, прильнув головой
к иссохшей
груди покойницы. Полечка припала
к ногам матери и целовала их, плача навзрыд. Коля и Леня, еще не поняв, что случилось, но предчувствуя что-то очень страшное, схватили один другого обеими руками за плечики и, уставившись один в другого глазами, вдруг вместе, разом, раскрыли рты и начали кричать. Оба еще были в костюмах: один в чалме, другая в ермолке с страусовым пером.
Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце не могло успокоиться в его
груди, и он стал медленно ходить по саду, то задумчиво глядя себе под
ноги, то поднимая глаза
к небу, где уже роились и перемигивались звезды.
Старичок-священник, с опухшим желто-бледным лицом, в коричневой рясе с золотым крестом на
груди и еще каким-то маленьким орденом, приколотым сбоку на рясе, медленно под рясой передвигая свои опухшие
ноги, подошел
к аналою, стоящему под образом.
Потом, после допроса сторон, как они хотят спрашивать: под присягой или нет, опять, с трудом передвигая
ноги, пришел тот же старый священник и опять так же, поправляя золотой крест на шелковой
груди, с таким же спокойствием и уверенностью в том, что он делает вполне полезное и важное дело, привел
к присяге свидетелей и эксперта.
(Я сам не раз встречал эту Акулину. Покрытая лохмотьями, страшно худая, с черным, как уголь, лицом, помутившимся взором и вечно оскаленными зубами, топчется она по целым часам на одном месте, где-нибудь на дороге, крепко прижав костлявые руки
к груди и медленно переваливаясь с
ноги на
ногу, словно дикий зверь в клетке. Она ничего не понимает, что бы ей ни говорили, и только изредка судорожно хохочет.)