Неточные совпадения
Влас (дурачливо). Нужно стараться достигать высот
и так далее… я
знаю. Но, Варя! — примеры любя, беру трубочиста на крыше: конечно, залез он всех выше… а разве он выше себя?
Варвара Михайловна. Мне почему-то грустно, Власик!
Знаешь… иногда, вдруг как-то… ни о чем не думая, всем существом почувствуешь себя точно в плену… Все кажется чужим… скрытно враждебным тебе… все
такое не нужное никому…
И все как-то несерьезно живут… Вот
и ты… балагуришь… шутишь…
Варвара Михайловна. Я видела его однажды на вечере… я была гимназисткой тогда… Помню, он вышел на эстраду,
такой крепкий, твердый… непокорные, густые волосы, лицо — открытое, смелое… лицо человека, который
знает, что он любит
и что ненавидит…
знает свою силу… Я смотрела на него
и дрожала от радости, что есть
такие люди… Хорошо было! да! Помню, как энергично он встряхивал головой, его буйные волосы темным вихрем падали на лоб…
и вдохновенные глаза его помню… Прошло шесть-семь — нет, уже восемь лет…
Ольга Алексеевна (немного обиженная). Вам, конечно, смешно слушать все это… вам скучно… я понимаю! Но что же! У кого что болит, тот о том
и говорит… Дети… когда я думаю о них, у меня в груди точно колокол звучит… дети, дети! Трудно с ними, Варя,
так трудно, если бы ты
знала!
Ольга Алексеевна. Не надо…
Знаешь, я сама иногда чувствую себя противной…
и жалкой… мне кажется, что душа моя вся сморщилась
и стала похожа на старую маленькую собачку… бывают
такие комнатные собачки… они злые, никого не любят
и всегда хотят незаметно укусить…
Басов. Н-да… это любопытно! Только, я думаю — нервы это, а? Вот поживешь здесь, отдохнешь, успокоишься,
и читатель найдется… Главное в жизни спокойное, внимательное отношение ко всему… вот как я думаю… Пойдем в комнаты!
И того, Яша, попрошу тебя! Ты,
знаешь,
так как-нибудь… эдак — павлином!
Ольга Алексеевна. Я ненавижу себя за то, что не могу жить без твоей помощи… ненавижу! Ты думаешь, мне легко брать у тебя деньги… деньги твоего мужа… Нельзя уважать себя, если не умеешь жить… если всю жизнь нужно, чтобы кто-то помогал тебе, кто-то поддерживал тебя… Ты
знаешь? Иногда я не люблю
и тебя… ненавижу! За то, что вот ты
такая спокойная
и все только рассуждаешь, а не живешь, не чувствуешь…
Ольга Алексеевна (негромко, но сильно
и со злостью). Мне все равно!.. Все равно, куда я приду, лишь бы выйти из этой скучной муки! Я жить хочу! Я не хуже других! Я все вижу, я не глупая… Я вижу, что ты тоже… о, я понимаю!.. Тебе хорошо жить. Да, твой муж богат… он не очень щепетилен в делах, твой муж… это все говорят про него. Ты должна
знать это!.. Ты сама тоже… Ты устроилась как-то
так, чтобы не иметь детей…
Варвара Михайловна (волнуясь). А я не
знаю… Я не вижу ничего более яркого… (Шалимов внимательно прислушивается к словам Варвары Михайловны.) Я не умею говорить… Но, господа, я сердцем чувствую: надо, необходимо пробудить в людях сознание своего достоинства, во всех людях… во всех! Тогда никто из нас не будет оскорблять другого… Ведь мы не умеем уважать человека,
и это
так больно… обидно…
Юлия Филипповна. Я не возражала. Не
знаю… не
знаю я, что
такое разврат, но я очень любопытна. Скверное
такое, острое любопытство к мужчине есть у меня. (Варвара Михайловна встает, отходит шага на три в сторону.) Я красива — вот мое несчастие. Уже в шестом классе гимназии учителя смотрели на меня
такими глазами, что я чего-то стыдилась
и краснела, а им это доставляло удовольствие,
и они вкусно улыбались, как обжоры перед гастрономической лавкой.
Влас (на коленях). Вы уже много дали мне — этого еще мало все-таки! Будьте щедры, будьте великодушны! Я хочу верить, хочу
знать, что я стою не только внимания вашего, но
и любви! Я умоляю вас — не отталкивайте меня!..
Марья Львовна. Я его люблю!.. Вам это смешно? Ну, да… я люблю… Волосы седые… а жить хочется! Ведь я — голодная! Я не жила еще… Мое замужество было трехлетней пыткой… Я не любила никогда!
И вот теперь… мне стыдно сознаться… я
так хочу ласки! нежной, сильной ласки, — я
знаю — поздно! Поздно! Я прошу вас, родная моя, помогите мне! Убедите его, что он ошибается, не любит!.. Я уже была несчастна… я много страдала… довольно!
Варвара Михайловна. Зачем взвешивать… рассчитывать!.. Как мы все боимся жить! Что это значит, скажите, что это значит? Как мы все жалеем себя! Я не
знаю, что говорю… Может быть, это дурно
и нужно не
так говорить… Но я… я не понимаю!.. Я бьюсь, как большая, глупая муха бьется о стекло… желая свободы… Мне больно за вас… Я хотела бы хоть немножко радости вам…
И мне жалко брата! Вы могли бы сделать ему много доброго! У него не было матери… Он
так много видел горя, унижений… вы были бы матерью ему…
Юлия Филипповна (насмешливо). Уж я не
знаю, как теперь… они были
так милы… не вернуться ли
и мне на стезю добродетели, глупенький мой?
Басов. Нет, каков? Я
знал это, но
такое… эдакое благородство… ах, комики! (Хохочет. Юлия Филипповна
и Замыслов идут по дороге от дачи Суслова. Юлия идет к мужу. Замыслов на дачу.)
Рюмин (смотрит на всех
и странно, тихо смеется). Да, я
знаю: это мертвые слова, как осенние листья… Я говорю их
так, по привычке… не
знаю зачем… может быть потому, что осень настала… С той поры, как я увидел море — в моей душе звучит, не умолкая, задумчивый шум зеленых волн,
и в этой музыке тонут все слова людей… точно капли дождя в море…
Басов (задорно). Но ведь это все
знают, Варя!
И ты напрасно
так резко… Саша!.. (Идет в комнаты.)
Замыслов. Как глупо, а?
И жалко: патрон изготовил
такой,
знаете, съедобный сюрприз!
Неточные совпадения
Купцы.
Так уж сделайте
такую милость, ваше сиятельство. Если уже вы, то есть, не поможете в нашей просьбе, то уж не
знаем, как
и быть: просто хоть в петлю полезай.
Осип. Да что завтра! Ей-богу, поедем, Иван Александрович! Оно хоть
и большая честь вам, да все,
знаете, лучше уехать скорее: ведь вас, право, за кого-то другого приняли…
И батюшка будет гневаться, что
так замешкались.
Так бы, право, закатили славно! А лошадей бы важных здесь дали.
Городничий. Вам тоже посоветовал бы, Аммос Федорович, обратить внимание на присутственные места. У вас там в передней, куда обыкновенно являются просители, сторожа завели домашних гусей с маленькими гусенками, которые
так и шныряют под ногами. Оно, конечно, домашним хозяйством заводиться всякому похвально,
и почему ж сторожу
и не завесть его? только,
знаете, в
таком месте неприлично… Я
и прежде хотел вам это заметить, но все как-то позабывал.
Как бы, я воображаю, все переполошились: «Кто
такой, что
такое?» А лакей входит (вытягиваясь
и представляя лакея):«Иван Александрович Хлестаков из Петербурга, прикажете принять?» Они, пентюхи,
и не
знают, что
такое значит «прикажете принять».
Хлестаков. Черт его
знает, что
такое, только не жаркое. Это топор, зажаренный вместо говядины. (Ест.)Мошенники, канальи, чем они кормят!
И челюсти заболят, если съешь один
такой кусок. (Ковыряет пальцем в зубах.)Подлецы! Совершенно как деревянная кора, ничем вытащить нельзя;
и зубы почернеют после этих блюд. Мошенники! (Вытирает рот салфеткой.)Больше ничего нет?