Следовательно, ежели человек, произведший в свою пользу отчуждение на сумму в несколько миллионов рублей, сделается впоследствии даже меценатом [Мецена́т — покровитель искусств.] и построит мраморный палаццо, в котором сосредоточит все
чудеса науки и искусства, то его все-таки нельзя назвать искусным общественным деятелем, а следует назвать только искусным мошенником.
Неточные совпадения
— Как видит почтеннейшая публика, здесь нет
чудес, а только ловкость рук, с чем согласна и
наука. Итак: на пиджаке моем по три пуговицы с каждой стороны. Эйн!
Свобода, свободный ум и
наука заведут их в такие дебри и поставят пред такими
чудами и неразрешимыми тайнами, что одни из них, непокорные и свирепые, истребят себя самих, другие, непокорные, но малосильные, истребят друг друга, а третьи, оставшиеся, слабосильные и несчастные, приползут к ногам нашим и возопиют к нам: «Да, вы были правы, вы одни владели тайной его, и мы возвращаемся к вам, спасите нас от себя самих».
А какие оригиналы были в их числе и какие
чудеса — от Федора Ивановича Чумакова, подгонявшего формулы к тем, которые были в курсе Пуансо, с совершеннейшей свободой помещичьего права, прибавляя, убавляя буквы, принимая квадраты за корни и х за известное, до Гавриила Мягкова, читавшего самую жесткую
науку в мире — тактику.
То, что я скажу, по внешности покажется парадоксальным, но по существу неопровержимо:
наука и религия говорят одно и то же о
чуде, согласны в том, что в пределах порядка природы
чудо невозможно и
чуда никогда не было.
Все более открывается, что победоносные возражения
науки против возможности
чуда, в сущности, основаны на особенной вере, я бы даже сказал, на суеверии.