Неточные совпадения
«Да как вы там
будете ходить — качает?» —
спрашивали люди, которые находят, что если заказать карету не у такого-то каретника, так уж в ней качает.
«А скоро
будут?» —
спросил я.
«Как же быть-то, —
спросил я, — и где такие места
есть?» — «Где такие места
есть? — повторил он, — штурмана знают, туда не ходят».
— «А много ли вы
едите?» —
спросил я.
«Отчего вы не
едите супу?» —
спросит он.
Я взглядом
спросил кого-то: что это? «Англия», — отвечали мне. Я присоединился к толпе и молча, с другими, стал пристально смотреть на скалы. От берега прямо к нам шла шлюпка; долго кувыркалась она в волнах, наконец пристала к борту. На палубе показался низенький, приземистый человек в синей куртке, в синих панталонах. Это
был лоцман, вызванный для провода фрегата по каналу.
Что касается до национальных английских кушаньев, например пудинга, то я где ни
спрашивал, нигде не
было готового: надо
было заказывать.
Но, может
быть, это все равно для блага целого человечества: любить добро за его безусловное изящество и
быть честным, добрым и справедливым — даром, без всякой цели, и не уметь нигде и никогда не
быть таким или
быть добродетельным по машине, по таблицам, по востребованию? Казалось бы, все равно, но отчего же это противно? Не все ли равно, что статую изваял Фидий, Канова или машина? — можно бы
спросить…
«Что скажешь, Прохор?» — говорит барин небрежно. Но Прохор ничего не говорит; он еще небрежнее достает со стены машинку, то
есть счеты, и подает барину, а сам, выставив одну ногу вперед, а руки заложив назад, становится поодаль. «Сколько чего?» —
спрашивает барин, готовясь класть на счетах.
«Дедушка! —
спросил кто-то нашего Александра Антоновича, — когда же
будем в океане?» — «Мы теперь в нем», — отвечал он.
«Не принесешь ли ты мне чего-нибудь
поесть в тарелке? —
спросил я, — попроси жаркого или холодного».
«Как же вы
пьете вино, когда и так жарко?» —
спросил я их с помощью мальчишек и посредством трех или четырех языков.
Прежде нежели я сел на лавку, проводники мои держали уже по кружке и
пили. «A signor не хочет вина?» —
спросил хозяин.
А позвольте
спросить: разве
есть что-нибудь не прекрасное в природе?
«
Есть ли фрукты?» —
спросили мы у негров; они бросились и скрылись за утесом.
«У кого это мы
были, господа?» —
спросил меня один из товарищей.
Выйдешь на палубу, взглянешь и ослепнешь на минуту от нестерпимого блеска неба, моря; от меди на корабле, от железа отскакивают снопы лучей; палуба и та нестерпимо блещет и уязвляет глаз своей белизной. Скоро обедать; а что
будет за обедом? Кстати, Тихменев на вахте:
спросить его.
— «Почем я знаю?» — «Что ж ты не
спросишь?» — «На что мне
спрашивать?» — «Воротишься домой,
спросят, где
был; что ты скажешь?
Если пройдете мимо — ничего; но
спросите черную красавицу о чем-нибудь, например о ее имени или о дороге, она соврет, и вслед за ответом раздастся хохот ее и подруг, если они тут
есть.
Я никак не ожидал, чтоб Фаддеев способен
был на какую-нибудь любезность, но, воротясь на фрегат, я нашел у себя в каюте великолепный цветок: горный тюльпан, величиной с чайную чашку, с розовыми листьями и темным, коричневым мхом внутри, на длинном стебле. «Где ты взял?» —
спросил я. «В Африке, на горе достал», — отвечал он.
Слуга
спросил меня и барона,
будем ли мы обедать.
На лестнице служанка подошла к нам и
спросила,
будем ли мы обедать?
Увидя нас, новоприезжих, обе хозяйки в один голос
спросили,
будем ли мы обедать. Этот вопрос занимал весь дом.
«Неужели в Индии англичане
пьют так же много, как у себя, и
едят мясо, пряности?» —
спросили мы. «О да, ужасно!
Долго я ловил свободную минуту, наконец улучил и сказал самым небрежным тоном, что я
был дома и что старуха Вельч
спрашивала, куда все разбежались.
Утром опять явился Вандик
спросить, готовы ли мы ехать; но мы не
были готовы: у кого платье не
поспело, тот деньги не успел разменять.
Что у него ни
спрашивали или что ни приказывали ему, он прежде всего отвечал смехом и обнаруживал ряд чистейших зубов. Этот смех в привычке негров. «Что ж,
будем ужинать, что ли?» — заметил кто-то. «Да я уж заказал», — отвечал барон. «Уже? — заметил Вейрих. — Что ж вы заказали?» — «Так, немного, безделицу: баранины, ветчины, курицу, чай, масла, хлеб и сыр».
«Что у вас
есть к обеду?» —
спросил барон.
— «А фрукты, —
спросил Зеленый, — виноград, например, апельсины, бананы?» — «Апельсинов и бананов нет, а
есть арбузы и фиги».
Девицы вошли в гостиную, открыли жалюзи, сели у окна и просили нас тоже садиться, как хозяйки не отеля, а частного дома. Больше никого не
было видно. «А кто это занимается у вас охотой?» —
спросил я. «Па», — отвечала старшая. — «Вы одни с ним живете?» — «Нет; у нас
есть ма», — сказала другая.
«А обед скоро
будет готов?» — вдруг
спросил барон после долгого молчания.
— «
Спросите,
есть ли у них виноград, — прибавил Зеленый, — если
есть, так чтоб побольше подали; да нельзя ли бананов, арбузов?…» Меня занимали давно два какие-то красные шарика, которые я видел на столе, на блюдечке.
Не
спрашивайте, хорошо ли она
пела.
«Вам, вероятно, очень неприятно
было стрелять в несчастных?» —
спросили мы.
«
Есть ли у вас бушмены?» —
спросил я.
Желто-смуглое, старческое лицо имело форму треугольника, основанием кверху, и покрыто
было крупными морщинами. Крошечный нос на крошечном лице
был совсем приплюснут; губы, нетолстые, неширокие,
были как будто раздавлены. Он казался каким-то юродивым стариком, облысевшим, обеззубевшим, давно пережившим свой век и выжившим из ума. Всего замечательнее
была голова: лысая, только покрытая редкими клочками шерсти, такими мелкими, что нельзя ухватиться за них двумя пальцами. «Как тебя зовут?» —
спросил смотритель.
«Что, —
спросил я у Зеленого, —
есть в Псковской губернии такие пропасти?» — «Страшновато!» — шептал он с судорожным, нервическим хохотом, косясь пугливо на бездну.
«Что ж вы не
поете?» —
спросил я.
«
Есть ли здесь животные?» —
спросил я Вандика.
«Неправда ли, что похоже
было, как будто в доме пожар?» —
спросил он опять полковницу. «Yes, yes», — отвечала она.
Вскоре она заговорила со мной о фрегате, о нашем путешествии. Узнав, что мы
были в Портсмуте, она живо
спросила меня, не знаю ли я там в Southsea церкви Св. Евстафия. «Как же, знаю, — отвечал я, хотя и не знал, про которую церковь она говорит: их там не одна. — Прекрасная церковь», — прибавил я. «Yes… oui, oui», — потом прибавила она. «Семь, — считал отец Аввакум, довольный, что разговор переменился, — я уж кстати и «oui» сочту», — шептал он мне.
Я вспомнил, что некоторые из моих товарищей, видевшие уже Сейоло, говорили, что жена у него нехороша собой, с злым лицом и т. п., и удивлялся, как взгляды могут
быть так различны в определении даже наружности женщины! «Видели Сейоло?» — с улыбкой
спросил нас Вандик.
«Кто бы это
был?» —
спрашивал я, не зная, что подумать об этом явлении.
— «
Есть здесь слоны?» —
спросили мы у кули.
Другой, также от нечего делать, пророчит: «Завтра
будет перемена, ветер: горизонт облачен». Всем до того хочется дальше, что уверуют и ждут — опять ничего. Однажды вдруг мы порадовались
было: фрегат пошел восемь узлов, то
есть четырнадцать верст в час; я слышал это из каюты и
спросил проходившего мимо Посьета...
«Где жилье?» —
спросил я, напрасно ища глазами хижины, кровли, человека или хоть животное. Ничего не видать; но наши
были уже на берегу. Вон в этой бухточке
есть хижина, вон в той две да за горой несколько избушек.
Мы пошли вверх на холм. Крюднер срубил капустное дерево, и мы съели впятером всю сердцевину из него. Дальше
было круто идти. Я не пошел: нога не совсем
была здорова, и я сел на обрубке, среди бананов и таро, растущего в земле, как морковь или репа. Прочитав, что сандвичане делают из него poп-poп, я
спросил каначку, что это такое. Она тотчас повела меня в свою столовую и показала горшок с какою-то белою кашею, вроде тертого картофеля.
Я только что проснулся, Фаддеев донес мне, что приезжали голые люди и подали на палке какую-то бумагу. «Что ж это за люди?» —
спросил я. «Японец, должно
быть», — отвечал он. Японцы остановились саженях в трех от фрегата и что-то говорили нам, но ближе подъехать не решались; они пятились от высунувшихся из полупортиков пушек. Мы махали им руками и платками, чтоб они вошли.
Мы уже
были предупреждены, что нас встретят здесь вопросами, и оттого приготовились отвечать, как следует, со всею откровенностью. Они
спрашивали: откуда мы пришли, давно ли вышли, какого числа, сколько у нас людей на каждом корабле, как матросов, так и офицеров, сколько пушек и т. п.
Между прочим, после заявления нашего, что у нас
есть письмо к губернатору, они
спросили, отчего же мы одно письмо привезли на четырех судах?