Он
по утрам с удовольствием ждал, когда она, в холстинковой блузе, без воротничков и нарукавников, еще с томными, не совсем прозревшими глазами, не остывшая от сна, привставши на цыпочки, положит ему руку на плечо, чтоб разменяться поцелуем, и угощает его чаем, глядя ему в глаза, угадывая желания и бросаясь исполнять их. А потом наденет соломенную шляпу с широкими полями, ходит около него или под руку с ним по полю, по садам — и у него кровь бежит быстрее, ему пока не скучно.
Неточные совпадения
Утро уходило у него на мыканье
по свету, то есть
по гостиным, отчасти на дела и службу, — вечер нередко он начинал спектаклем, а кончал всегда картами в Английском клубе или у знакомых, а знакомы ему были все.
Он тихонько
утирал слезы, катившиеся
по щекам, горел, млел от своей мечты.
Распорядившись
утром по хозяйству, бабушка, после кофе, стоя сводила у бюро счеты, потом садилась у окон и глядела в поле, следила за работами, смотрела, что делалось на дворе, и посылала Якова или Василису, если на дворе делалось что-нибудь не так, как ей хотелось.
Звуки хотя глухо, но всё доносились до него. Каждое
утро и каждый вечер видел он в окно человека, нагнувшегося над инструментом, и слышал повторение,
по целым неделям, почти неисполнимых пассажей,
по пятидесяти,
по сто раз. И месяцы проходили так.
Райский с раннего
утра сидит за портретом Софьи, и не первое
утро сидит он так. Он измучен этой работой. Посмотрит на портрет и вдруг с досадой набросит на него занавеску и пойдет шагать
по комнате, остановится у окна, посвистит, побарабанит пальцами
по стеклам, иногда уйдет со двора и бродит угрюмый, недовольный.
— Бабушка! заключим договор, — сказал Райский, — предоставим полную свободу друг другу и не будем взыскательны! Вы делайте, как хотите, и я буду делать, что и как вздумаю… Обед я ваш съем сегодня за ужином, вино выпью и ночь всю пробуду до
утра,
по крайней мере сегодня. А куда завтра денусь, где буду обедать и где ночую — не знаю!
Он пожимал плечами, как будто озноб пробегал у него
по спине, морщился и, заложив руки в карманы, ходил
по огороду,
по саду, не замечая красок
утра, горячего воздуха, так нежно ласкавшего его нервы, не смотрел на Волгу, и только тупая скука грызла его. Он с ужасом видел впереди ряд длинных, бесцельных дней.
Яков с Кузьмой провели
утро в слободе, под гостеприимным кровом кабака. Когда они выходили из кабака, то Кузьма принимал чрезвычайно деловое выражение лица, и чем ближе подходил к дому, тем строже и внимательнее смотрел вокруг, нет ли беспорядка какого-нибудь, не валяется ли что-нибудь лишнее, зря, около дома, трогал замок у ворот, цел ли он. А Яков все искал
по сторонам глазами, не покажется ли церковный крест вдалеке, чтоб помолиться на него.
В доме было тихо, вот уж и две недели прошли со времени пари с Марком, а Борис Павлыч не влюблен, не беснуется, не делает глупостей и в течение дня решительно забывает о Вере, только вечером и
утром она является в голове, как
по зову.
На другой день опять она ушла с
утра и вернулась вечером. Райский просто не знал, что делать от тоски и неизвестности. Он караулил ее в саду, в поле, ходил
по деревне, спрашивал даже у мужиков, не видали ли ее, заглядывал к ним в избы, забыв об уговоре не следить за ней.
— Слопали! — с изумлением произнесла она, ударив себя
по бедрам и глядя, как проворно уходили Яков и Егорка, оглядываясь на нее, как волки. — Что я
утром к завтраку подам?!
Вера долго ходила взволнованная
по саду и мало-помалу успокоилась. В беседке она увидела Марфеньку и Викентьева и быстро пошла к ним. Она еще не сказала ни слова Марфеньке после новости, которую узнала
утром.
И когда она появилась, радости и гордости Татьяны Марковны не было конца. Она сияла природной красотой, блеском здоровья, а в это
утро еще лучами веселья от всеобщего участия, от множества — со всех сторон знаков внимания, не только от бабушки, жениха, его матери, но в каждом лице из дворни светилось непритворное дружество, ласка к ней и луч радости
по случаю ее праздника.
Он простился с ней и так погнал лошадей с крутой горы, что чуть сам не сорвался с обрыва.
По временам он,
по привычке, хватался за бич, но вместо его под руку попадали ему обломки в кармане; он разбросал их
по дороге. Однако он опоздал переправиться за Волгу, ночевал у приятеля в городе и уехал к себе рано
утром.
Тут случилось в дворне не новое событие. Савелий чуть не перешиб спину Марине поленом, потому что хватился ее на заре, в день отъезда гостей, пошел отыскивать и видел, как она шмыгнула из комнаты, где поместили лакея Викентьевой. Она пряталась целое
утро по чердакам, в огороде, наконец пришла, думая, что он забыл.
Вера была не в лучшем положении. Райский поспешил передать ей разговор с бабушкой, — и когда, на другой день, она, бледная, измученная,
утром рано послала за ним и спросила: «Что бабушка?» — он, вместо ответа, указал ей на Татьяну Марковну, как она шла
по саду и
по аллеям в поле.
Княгиня Бетси, не дождавшись конца последнего акта, уехала из театра. Только что успела она войти в свою уборную, обсыпать свое длинное бледное лицо пудрой, стереть ее, оправиться и приказать чай в большой гостиной, как уж одна за другою стали подъезжать кареты к ее огромному дому на Большой Морской. Гости выходили на широкий подъезд, и тучный швейцар, читающий
по утрам, для назидания прохожих, за стеклянною дверью газеты, беззвучно отворял эту огромную дверь, пропуская мимо себя приезжавших.
Неточные совпадения
«Да
утром бы огурчиков // Соленых
по десяточку», — // Шутили мужики. // «А в полдень бы
по жбанчику // Холодного кваску».
Усоловцы крестилися, // Начальник бил глашатая: // «Попомнишь ты, анафема, // Судью ерусалимского!» // У парня, у подводчика, // С испуга вожжи выпали // И волос дыбом стал! // И, как на грех, воинская // Команда
утром грянула: // В Устой, село недальное, // Солдатики пришли. // Допросы! усмирение! — // Тревога!
по спопутности // Досталось и усоловцам: // Пророчество строптивого // Чуть в точку не сбылось.
— Не то еще услышите, // Как до
утра пробудете: // Отсюда версты три // Есть дьякон… тоже с голосом… // Так вот они затеяли // По-своему здороваться // На утренней заре. // На башню как подымется // Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли // Жи-вешь, о-тец И-пат?» // Так стекла затрещат! // А тот ему, оттуда-то: // — Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко! // Жду вод-ку пить! — «И-ду!..» // «Иду»-то это в воздухе // Час целый откликается… // Такие жеребцы!..
6-го числа
утром вышел на площадь юродивый Архипушко, стал середь торга и начал раздувать
по ветру своей пестрядинной рубашкой.
И вот в одно прекрасное
утро по дороге показалось облако пыли, которое, постепенно приближаясь и приближаясь, подошло наконец к самому Глупову.