Неточные совпадения
Бедный Обломов то повторял зады, то бросался в книжные лавки за новыми увражами и иногда целую ночь не спал, рылся, читал, чтоб утром, будто нечаянно, отвечать на вчерашний
вопрос знанием, вынутым из архива памяти.
И он не мог понять Ольгу, и бежал опять на другой день к ней, и уже осторожно, с боязнью читал ее лицо, затрудняясь часто и побеждая только с помощью всего своего ума и
знания жизни
вопросы, сомнения, требования — все, что всплывало в чертах Ольги.
Он не навязывал ей ученой техники, чтоб потом, с глупейшею из хвастливостей, гордиться «ученой женой». Если б у ней вырвалось в речи одно слово, даже намек на эту претензию, он покраснел бы пуще, чем когда бы она ответила тупым взглядом неведения на обыкновенный, в области
знания, но еще недоступный для женского современного воспитания
вопрос. Ему только хотелось, а ей вдвое, чтоб не было ничего недоступного — не ведению, а ее пониманию.
Он не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всем, многое читал, не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории, социальных или философских
вопросов, он говорил с увлечением, с страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину
знания. После из памяти ее исчезали подробности, но никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок, не пропадали краски и не потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
Неточные совпадения
Вошел секретарь, с фамильярною почтительностью и некоторым, общим всем секретарям, скромным сознанием своего превосходства пред начальником в
знании дел, подошел с бумагами к Облонскому и стал, под видом
вопроса, объяснять какое-то затруднение. Степан Аркадьич, не дослушав, положил ласково свою руку на рукав секретаря.
«Я искал ответа на мой
вопрос. А ответа на мой
вопрос не могла мне дать мысль, — она несоизмерима с
вопросом. Ответ мне дала сама жизнь, в моем
знании того, что хорошо и что дурно. А
знание это я не приобрел ничем, но оно дано мне вместе со всеми, дано потому, что я ни откуда не мог взять его».
С той минуты, как при виде любимого умирающего брата Левин в первый раз взглянул на
вопросы жизни и смерти сквозь те новые, как он называл их, убеждения, которые незаметно для него, в период от двадцати до тридцати четырех лет, заменили его детские и юношеские верования, — он ужаснулся не столько смерти, сколько жизни без малейшего
знания о том, откуда, для чего, зачем и что она такое.
Вопрос о достоверности
знания, утверждаю я, должен быть поставлен вновь и строго философски.
Самгин не впервые подумал, что в этих крепко построенных домах живут скучноватые, но, в сущности, неглупые люди, живут недолго, лет шестьдесят, начинают думать поздно и за всю жизнь не ставят пред собою
вопросов — божество или человечество,
вопросов о достоверности
знания, о…