Неточные совпадения
Все три всадника ехали молчаливо. Старый Тарас думал о давнем: перед ним проходила его молодость, его лета, его протекшие лета, о которых всегда плачет козак, желавший бы, чтобы вся жизнь его была молодость. Он думал о том, кого он встретит на Сечи из своих прежних сотоварищей. Он вычислял, какие
уже перемерли, какие живут еще. Слеза тихо круглилась на его зенице, и поседевшая
голова его уныло понурилась.
— А так, что
уж теперь гетьман, зажаренный в медном быке, лежит в Варшаве, а полковничьи руки и
головы развозят по ярмаркам напоказ всему народу. Вот что наделали полковники!
Он прямо подошел к отцовскому возу, но на возу
уже его не было: Остап взял его себе под
головы и, растянувшись возле на земле, храпел на все поле.
Андрий стоял ни жив ни мертв, не имея духа взглянуть в лицо отцу. И потом, когда поднял глаза и посмотрел на него, увидел, что
уже старый Бульба спал, положив
голову на ладонь.
У ворот одного дома сидела старуха, и нельзя сказать, заснула ли она, умерла или просто позабылась: по крайней мере, она
уже не слышала и не видела ничего и, опустив
голову на грудь, сидела недвижимо на одном и том же месте.
Речь куренного атамана понравилась козакам. Они приподняли
уже совсем было понурившиеся
головы, и многие одобрительно кивнули
головой, примолвивши: «Добре сказал Кукубенко!» А Тарас Бульба, стоявший недалеко от кошевого, сказал...
Следом за ними выехал и Демид Попович, коренастый козак,
уже давно маячивший на Сечи, бывший под Адрианополем и много натерпевшийся на веку своем: горел в огне и прибежал на Сечь с обсмаленною, почерневшею
головою и выгоревшими усами.
Все засмеялись козаки. И долго многие из них еще покачивали
головою, говоря: «Ну
уж Попович!
Уж коли кому закрутит слово, так только ну…» Да
уж и не сказали козаки, что такое «ну».
И много
уже показал боярской богатырской удали: двух запорожцев разрубил надвое; Федора Коржа, доброго козака, опрокинул вместе с конем, выстрелил по коню и козака достал из-за коня копьем; многим отнес
головы и руки и повалил козака Кобиту, вогнавши ему пулю в висок.
Не успел хорунжий ухватить за чуб атаманскую
голову, чтобы привязать ее к седлу, а
уж был тут суровый мститель.
Долго еще оставшиеся товарищи махали им издали руками, хотя не было ничего видно. А когда сошли и воротились по своим местам, когда увидели при высветивших ясно звездах, что половины телег
уже не было на месте, что многих, многих нет, невесело стало у всякого на сердце, и все задумались против воли, утупивши в землю гульливые свои
головы.
А на Остапа
уже наскочило вдруг шестеро; но не в добрый час, видно, наскочило: с одного полетела
голова, другой перевернулся, отступивши; угодило копьем в ребро третьего; четвертый был поотважней, уклонился
головой от пули, и попала в конскую грудь горячая пуля, — вздыбился бешеный конь, грянулся о землю и задавил под собою всадника.
Рубится и бьется Тарас, сыплет гостинцы тому и другому на
голову, а сам глядит все вперед на Остапа и видит, что
уже вновь схватилось с Остапом мало не восьмеро разом.
И те, которые отправились с кошевым в угон за татарами, и тех
уже не было давно: все положили
головы, все сгибли — кто положив на самом бою честную
голову, кто от безводья и бесхлебья среди крымских солончаков, кто в плену пропал, не вынесши позора; и самого прежнего кошевого
уже давно не было на свете, и никого из старых товарищей; и
уже давно поросла травою когда-то кипевшая козацкая сила.
Из толпы
узких, небольших и обыкновенных
голов высовывал свое толстое лицо мясник, наблюдал весь процесс с видом знатока и разговаривал односложными словами с оружейным мастером, которого называл кумом, потому что в праздничный день напивался с ним в одном шинке.
Прежде будет кричать и двигаться, но как только отрубят
голову, тогда ему не можно будет ни кричать, ни есть, ни пить, оттого что у него, душечка,
уже больше не будет
головы».
Чай Николай Абрамыч пил с ромом, по особой, как он выражался, савельцевской, системе. Сначала нальет три четверти стакана чаю, а остальное дольет ромом; затем, отпивая глоток за глотком, он подливал такое же количество рому, так что под конец оказывался
уже голый ямайский напиток. Напившись такого чаю, Савельцев обыкновенно впадал в полное бешенство.
Неточные совпадения
Голос Хлестакова. Да, я привык
уж так. У меня
голова болит от рессор.
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе, да за дело, чтоб он знал полезное. А ты что? — начинаешь плутнями, тебя хозяин бьет за то, что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а
уж обмериваешь; а как разопрет тебе брюхо да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого, что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь? Да я плевать на твою
голову и на твою важность!
Едва увидел он массу воды, как в
голове его
уже утвердилась мысль, что у него будет свое собственное море.
— Есть у меня, — сказал он, — друг-приятель, по прозванью вор-новото́р,
уж если экая выжига князя не сыщет, так судите вы меня судом милостивым, рубите с плеч мою
голову бесталанную!
Тем не менее он все-таки сделал слабую попытку дать отпор. Завязалась борьба; но предводитель вошел
уже в ярость и не помнил себя. Глаза его сверкали, брюхо сладострастно ныло. Он задыхался, стонал, называл градоначальника душкой, милкой и другими несвойственными этому сану именами; лизал его, нюхал и т. д. Наконец с неслыханным остервенением бросился предводитель на свою жертву, отрезал ножом ломоть
головы и немедленно проглотил.