Неточные совпадения
Как в просвещенной Европе, так и в просвещенной России
есть теперь весьма много почтенных
людей, которые без того не
могут покушать в трактире, чтоб не поговорить с слугою, а иногда даже забавно пошутить над ним.
Что думал он в то время, когда молчал, —
может быть, он говорил про себя: «И ты, однако ж, хорош, не надоело тебе сорок раз повторять одно и то же», — Бог ведает, трудно знать, что думает дворовый крепостной
человек в то время, когда барин ему дает наставление.
Надворные советники,
может быть, и познакомятся с ним, но те, которые подобрались уже к чинам генеральским, те, бог весть,
может быть, даже бросят один из тех презрительных взглядов, которые бросаются гордо
человеком на все, что ни пресмыкается у ног его, или, что еще хуже,
может быть, пройдут убийственным для автора невниманием.
— А не
могу знать; об этом, я полагаю, нужно спросить приказчика. Эй,
человек! позови приказчика, он должен
быть сегодня здесь.
Он везде между нами и,
может быть, только ходит в другом кафтане; но легкомысленно непроницательны
люди, и
человек в другом кафтане кажется им другим
человеком.
Ему случалось видеть немало всякого рода
людей, даже таких, каких нам с читателем,
может быть, никогда не придется увидать; но такого он еще не видывал.
Ибо к чести героя нашего нужно сказать, что сердце у него
было сострадательно и он не
мог никак удержаться, чтобы не подать бедному
человеку медного гроша.
Черты такого необыкновенного великодушия стали ему казаться невероятными, и он подумал про себя: «Ведь черт его знает,
может быть, он просто хвастун, как все эти мотишки; наврет, наврет, чтобы поговорить да напиться чаю, а потом и уедет!» А потому из предосторожности и вместе желая несколько поиспытать его, сказал он, что недурно бы совершить купчую поскорее, потому что-де в
человеке не уверен: сегодня жив, а завтра и бог весть.
Он спешил не потому, что боялся опоздать, — опоздать он не боялся, ибо председатель
был человек знакомый и
мог продлить и укоротить по его желанию присутствие, подобно древнему Зевесу Гомера, длившему дни и насылавшему быстрые ночи, когда нужно
было прекратить брань любезных ему героев или дать им средство додраться, но он сам в себе чувствовал желание скорее как можно привести дела к концу; до тех пор ему казалось все неспокойно и неловко; все-таки приходила мысль: что души не совсем настоящие и что в подобных случаях такую обузу всегда нужно поскорее с плеч.
— «Так, так, на это я согласен, это правда, никто не продаст хороших
людей, и мужики Чичикова пьяницы, но нужно принять во внимание, что вот тут-то и
есть мораль, тут-то и заключена мораль: они теперь негодяи, а, переселившись на новую землю, вдруг
могут сделаться отличными подданными.
Эти «скромности» скрывали напереди и сзади то, что уже не
могло нанести гибели
человеку, а между тем заставляли подозревать, что там-то именно и
была самая погибель.
Губернаторша, сказав два-три слова, наконец отошла с дочерью в другой конец залы к другим гостям, а Чичиков все еще стоял неподвижно на одном и том же месте, как
человек, который весело вышел на улицу, с тем чтобы прогуляться, с глазами, расположенными глядеть на все, и вдруг неподвижно остановился, вспомнив, что он позабыл что-то и уж тогда глупее ничего не
может быть такого
человека: вмиг беззаботное выражение слетает с лица его; он силится припомнить, что позабыл он, — не платок ли? но платок в кармане; не деньги ли? но деньги тоже в кармане, все, кажется, при нем, а между тем какой-то неведомый дух шепчет ему в уши, что он позабыл что-то.
— Я не
могу, однако же, понять только того, — сказала просто приятная дама, — как Чичиков,
будучи человек заезжий,
мог решиться на такой отважный пассаж. Не
может быть, чтобы тут не
было участников.
Самая полнота и средние лета Чичикова много повредят ему: полноты ни в каком случае не простят герою, и весьма многие дамы, отворотившись, скажут: «Фи, такой гадкий!» Увы! все это известно автору, и при всем том он не
может взять в герои добродетельного
человека, но…
может быть, в сей же самой повести почуются иные, еще доселе не бранные струны, предстанет несметное богатство русского духа, пройдет муж, одаренный божескими доблестями, или чудная русская девица, какой не сыскать нигде в мире, со всей дивной красотой женской души, вся из великодушного стремления и самоотвержения.
Он
был в горе, в досаде, роптал на весь свет, сердился на несправедливость судьбы, негодовал на несправедливость
людей и, однако же, не
мог отказаться от новых попыток.
И,
может быть, в сем же самом Чичикове страсть, его влекущая, уже не от него, и в холодном его существовании заключено то, что потом повергнет в прах и на колени
человека пред мудростью небес.
Вы посмеетесь даже от души над Чичиковым,
может быть, даже похвалите автора, скажете: «Однако ж кое-что он ловко подметил, должен
быть веселого нрава
человек!» И после таких слов с удвоившеюся гордостию обратитесь к себе, самодовольная улыбка покажется на лице вашем, и вы прибавите: «А ведь должно согласиться, престранные и пресмешные бывают
люди в некоторых провинциях, да и подлецы притом немалые!» А кто из вас, полный христианского смиренья, не гласно, а в тишине, один, в минуты уединенных бесед с самим собой, углубит во внутрь собственной души сей тяжелый запрос: «А нет ли и во мне какой-нибудь части Чичикова?» Да, как бы не так!
Заговорил о превратностях судьбы; уподобил жизнь свою судну посреди морей, гонимому отовсюду ветрами; упомянул о том, что должен
был переменить много мест и должностей, что много потерпел за правду, что даже самая жизнь его
была не раз в опасности со стороны врагов, и много еще рассказал он такого, из чего Тентетников
мог видеть, что гость его
был скорее практический
человек.
— Да вот, ваше превосходительство, как!.. — Тут Чичиков осмотрелся и, увидя, что камердинер с лоханкою вышел, начал так: —
Есть у меня дядя, дряхлый старик. У него триста душ и, кроме меня, наследников никого. Сам управлять именьем, по дряхлости, не
может, а мне не передает тоже. И какой странный приводит резон: «Я, говорит, племянника не знаю;
может быть, он мот. Пусть он докажет мне, что он надежный
человек, пусть приобретет прежде сам собой триста душ, тогда я ему отдам и свои триста душ».
— И при этом скучать. Непонятно! Но,
может быть, именье в беспорядке?
были неурожаи, много
людей вымерло?
Родственники, конечно, родственниками, но отчасти, так сказать, и для самого себя; потому что, точно, не говоря уже о пользе, которая
может быть в геморроидальном отношенье, одно уже то, чтоб увидать свет, коловращенье
людей… кто что ни говори,
есть, так сказать, живая книга, та же наука.
Принял он Чичикова отменно ласково и радушно, ввел его совершенно в доверенность и рассказал с самоуслажденьем, скольких и скольких стоило ему трудов возвесть именье до нынешнего благосостояния; как трудно
было дать понять простому мужику, что
есть высшие побуждения, которые доставляют
человеку просвещенная роскошь, искусство и художества; сколько нужно
было бороться с невежеством русского мужика, чтобы одеть его в немецкие штаны и заставить почувствовать, хотя сколько-нибудь, высшее достоинство
человека; что баб, несмотря на все усилия, он до сих <пор> не
мог заставить надеть корсет, тогда как в Германии, где он стоял с полком в 14-м году, дочь мельника умела играть даже на фортепиано, говорила по-французски и делала книксен.
Может быть, два-три
человека извлекли себе настоящую пользу, да и то оттого,
может, что и без того
были умны, а прочие ведь только и стараются узнать то, что портит здоровье, да и выманивает деньги.
— Как же так вдруг решился?.. — начал
было говорить Василий, озадаченный не на шутку таким решеньем, и чуть
было не прибавил: «И еще замыслил ехать с
человеком, которого видишь в первый раз, который,
может быть, и дрянь, и черт знает что!» И, полный недоверия, стал он рассматривать искоса Чичикова и увидел, что он держался необыкновенно прилично, сохраняя все то же приятное наклоненье головы несколько набок и почтительно-приветное выражение в лице, так что никак нельзя
было узнать, какого роду
был Чичиков.
И трудолюбивая жизнь, удаленная от шума городов и тех обольщений, которые от праздности выдумал, позабывши труд,
человек, так сильно стала перед ним рисоваться, что он уже почти позабыл всю неприятность своего положения и,
может быть, готов
был даже возблагодарить провиденье за этот тяжелый <урок>, если только выпустят его и отдадут хотя часть.
Но за неимением военного поприща, на котором бы,
может быть, он
был честным
человеком, он пакостил и гадил.