Все, что говорил Турчанинов, он говорил совершенно серьезно, очень мило и тем тоном, каким говорят молодые учителя, первый раз беседуя с
учениками старших классов. Между прочим, он сообщил, что в Париже самые лучшие портные и самые веселые театры.
Вопль бедного инвалида возбудил такую жалость в молодых сердцах, что несколько
учеников старшего класса, и в том числе Александр Княжевич, нарушили запрещение, прошли в калитку на задний двор и начали громко требовать, чтоб квартермистр перестал наказывать виноватого.
Класс наполнялся вдруг разноголосными жужжаниями: авдиторы [Авдиторы —
ученики старших классов, которым доверялась проверка знаний учеников младших классов.] выслушивали своих учеников; звонкий дискант грамматика попадал как раз в звон стекла, вставленного в маленькие окна, и стекло отвечало почти тем же звуком; в углу гудел ритор, которого рот и толстые губы должны бы принадлежать, по крайней мере, философии.
Было это уже весной, подходили экзамены, наши вечера и танцы прекратились, потом мы уехали на каникулы в деревню. А когда опять подошла осень и мы стали встречаться, я увидел, что наша непрочная «взаимная симпатия» оказалась односторонней. Задатки этой драмы были даны вперед. Мы были одногодки. Я перешел в пятый класс и оставался по — прежнему «мальчишкой», а она стала красивым подростком пятнадцати лет, и на нее стали обращать внимание
ученики старших классов и даже взрослые кавалеры.
Неточные совпадения
Впоследствии, в
старших классах, когда физическая противоположность между
учеником и директором сглаживалась, — терялось и устрашающее обаяние Рущевича.
Только спустя несколько минут он сообразил, что иные, не выдержавши выпускных испытаний, остались в
старшем классе на второй год; другие были забракованы, признанные по состоянию здоровья негодными к несению военной службы; следующие пошли: кто побогаче — в Николаевское кавалерийское училище; кто имел родню в Петербурге — в пехотные петербургские училища; первые
ученики, сильные по математике, избрали привилегированные карьеры инженеров или артиллеристов; здесь необходимы были и протекция и строгий дополнительный экзамен.
Далеко не так приятны были ожидания Передонова. Уже он давно убедился, что директор ему враждебен, — и на самом деле директор гимназии считал Передонова ленивым, неспособным учителем. Передонов думал, что директор приказывает
ученикам его не почитать, — что было, понятно, вздорною выдумкою самого Передонова. Но это вселяло в Передонова уверенность, что надо от директора защищаться. Со злости на директора он не раз начинал поносить его в
старших классах. Многим гимназистам такие разговоры нравились.
Но всего более приводили меня в отчаяние товарищи:
старшие возрастом и
ученики средних
классов не обращали на меня внимания, а мальчики одних лет со мною и даже моложе, находившиеся в низшем
классе, по большей части были нестерпимые шалуны и озорники; с остальными я имел так мало сходного, общего в наших понятиях, интересах и нравах, что не мог с ними сблизиться и посреди многочисленного общества оставался уединенным.
Вскоре средний и даже нижний
класс присоединились к
старшему, а как вся история поднялась преимущественно за оскорбление одного из лучших
учеников, Александра Княжевича, то естественно, что его брат, первый во всех отношениях воспитанник, очень любимый товарищами, сделался, так сказать, главою этого движения.