Неточные совпадения
Иногда удавалось доставать
такие сведения уголовного характера, которые и полиция не знала, — а это
в те
времена ценилось и читалось публикой даже
в такой сухой газете, как «Русские ведомости».
Помню
такой случай: из конторы богатой фирмы Бордевиль украли двадцатипудовый несгораемый шкаф с большими деньгами. Кража, выходящая из ряда обыкновенных: взломали двери и увезли шкаф из Столешникова переулка — самого людного места —
в августе месяце среди белого дня. Полицию поставили на ноги, сыскнушка разослала агентов повсюду, дело вел знаменитый
в то
время следователь по особо важным делам Кейзер, который впоследствии вел расследование событий Ходынки, где нам пришлось опять с ним встретиться.
Первая встреча с холерой была у меня при выходе из вагона
в Ростове. Подхожу к двери
в зал первого класса — и передо мной грохается огромный, толстый швейцар, которого я увидел еще издали, сходя с площадки вагона. Оказалось — случай молниеносной холеры. Во
время моей поездки я видел еще два
таких случая, а слышал о них часто.
Я привожу здесь маленький кусочек из этой поездки, но самое описание холерных ужасов интересно было
в то
время для газетной статьи, а теперь интереснее припомнить кое-что из подробностей тех дней, припомнить то, что уж более никогда не повторится, — и людей
таких нет, и быт совсем другой стал.
Газета давно уже прекратилась, ее
в первый же год забил «Московский листок», а все-таки мне вспоминается один факт, связанный со
временем моего
в ней кратковременного сотрудничества.
Было
время, когда «Современные известия» были самой распространенной газетой
в Москве и весьма своеобразной: с одной стороны,
в них печатались политические статьи, а с другой — они с
таким же жаром врывались
в общественную городскую жизнь и
в обывательщину. То громили «Коварный Альбион», то с не меньшим жаром обрушивались на бочки «отходников», беспокоивших по ночам Никиту Петровича Гилярова-Платонова, жившего на углу Знаменки и Антипьевского переулка,
в нижнем этаже, окнами на улицу.
«Московские ведомости» то и дело писали доносы на радикальную газету, им вторило «Новое
время»
в Петербурге, и, наконец, уже после 1 марта 1881 года посыпались кары: то запретят розницу, то объявят предупреждение, а
в следующем, 1882, году газету закрыли административной властью на шесть месяцев — с апреля до ноября. Но И.И. Родзевич был неисправим: с ноября газета стала выходить
такой же, как и была, публика отозвалась, и подписка на 1883 год явилась блестящей.
Программа этой газеты, утвержденная правительством, была шире всех газетных программ того
времени. Ей было разрешено печатать «все, что интересно читать и потребно обывателю».
Так и написано было
в разрешении, которое мне показывал сам редактор, маленький чиновничек, назначенный из канцелярии обер-полицмейстера.
Слово «казенная» было вычеркнуто, и номер задержан. Цензурный комитет помещался тогда на углу Сивцева Вражка и Б. Власьевского переулка. Я вошел и попросил доложить о себе председателю цензурного комитета
В.
В. Назаревскому, которым и был приглашен
в кабинет. Я рассказал о моем противоцензурном поступке, за который
в те блаженные
времена могло редактору серьезно достаться,
так как «преступление» — выпуск номера без разрешения цензуры — было налицо.
В другой половине дома, рядом с почтовым отделением, была открыта на собранные пожертвования народная библиотека, названная именем
В.А. Гольцева. Эта вывеска красовалась не более недели: явилась полиция, и слова «имени Гольцева» и «народная» были уничтожены, а оставлено только одно — «библиотека».
Так грозно было
в те
времена имя Гольцева и слово «народ» для властей.
Все подробности этого события дошли и до
В.Н. Бестужева, который собрался идти и пристрелить актера Сологуба,
так его осрамившего, но
в это
время пришла полиция и, не выпуская на улицу, выпроводила его из Пензы. Таково было наше первое знакомство.
Да и могли ли иначе выслать корреспондента «Нового
времени», да еще
такого неосторожного на язык
в публичных местах!
Во
время таких поездок мне приходилось встречать двух-трех человек, знакомых по моей бродяжной жизни. Но никому из них не приходило
в голову, что я и есть бывший табунщик Леша!
В Москве я через некоторое
время получил приглашение присутствовать на торжестве закладки высшего технического училища
в Ростове-на-Дону и дружеское письмо одного из членов комитета с
таким заключением...
—
Так, газетный репортеришко! — говорили некоторые чуть не с презрением, забывая, что репортером начинал свою деятельность Диккенс, не хотели думать, что знаменитый Стенли, открывший неизвестную глубь Африки, был репортером и открытие совершил по поручению газеты; репортерствовал
В.М. Дорошевич, посетивший Сахалин, дав высокохудожественные, но репортерские описания страшного по тем
временам острова.
Неточные совпадения
Городничий. Я здесь напишу. (Пишет и
в то же
время говорит про себя.)А вот посмотрим, как пойдет дело после фриштика да бутылки толстобрюшки! Да есть у нас губернская мадера: неказиста на вид, а слона повалит с ног. Только бы мне узнать, что он
такое и
в какой мере нужно его опасаться. (Написавши, отдает Добчинскому, который подходит к двери, но
в это
время дверь обрывается и подслушивавший с другой стороны Бобчинский летит вместе с нею на сцену. Все издают восклицания. Бобчинский подымается.)
Городничий. Ведь оно, как ты думаешь, Анна Андреевна, теперь можно большой чин зашибить, потому что он запанибрата со всеми министрами и во дворец ездит,
так поэтому может
такое производство сделать, что со
временем и
в генералы влезешь. Как ты думаешь, Анна Андреевна: можно влезть
в генералы?
Я, кажется, всхрапнул порядком. Откуда они набрали
таких тюфяков и перин? даже вспотел. Кажется, они вчера мне подсунули чего-то за завтраком:
в голове до сих пор стучит. Здесь, как я вижу, можно с приятностию проводить
время. Я люблю радушие, и мне, признаюсь, больше нравится, если мне угождают от чистого сердца, а не то чтобы из интереса. А дочка городничего очень недурна, да и матушка
такая, что еще можно бы… Нет, я не знаю, а мне, право, нравится
такая жизнь.
— Во
времена досюльные // Мы были тоже барские, // Да только ни помещиков, // Ни немцев-управителей // Не знали мы тогда. // Не правили мы барщины, // Оброков не платили мы, // А
так, когда рассудится, //
В три года раз пошлем.
Пошли за Власом странники; // Бабенок тоже несколько // И парней с ними тронулось; // Был полдень,
время отдыха, //
Так набралось порядочно // Народу — поглазеть. // Все стали
в ряд почтительно // Поодаль от господ…