— Ну вот, оба Иванычи! — и как-то нутром засмеялся. — Ведь я тебя не спрашиваю, кто ты,
да что ты? А нешто я не вижу, что твое место не здесь… Мое так здесь, я свое отхватал, будя. Понял?
Неточные совпадения
—
Да ты с ума сошел? А
что наши-то скажут?
— На
что книжка? Все равно забудешь…
Да и нетрудно забыть — слова мудреные, дикие… Озеро называется Манасаровар, а реки — Пенджаб,
что значит пятиречье… Слова
тебе эти трудны, а вот
ты припомни: пиджак и мы на самоваре. Ну, не забудешь?
— Знаешь
что? Хочется старинку вспомнить, разок еще гульнуть.
Ты, я гляжу, тоже гулящий… Хошь и молод, а из
тебя прок выйдет. Дойдем до Рыбны, соберем станицу
да махнем на низ, а там уж у меня кое-что на примете найдется. С деньгами будем.
Потом вернулся в лагерь, фельдфебелю две стерлядки и налима принес,
да на грех на Шептуна наткнулся: «
Что это у
тебя?
— На низы бы податься, к Астрахани, на ватагах поработать… Приволье там у нас, знай работай, а кто такой
ты есть
да откуда пришел, никто не спросит. Вот ежели
что, так подавайся к нам туда!
Скажешь,
что нашел, — попросят поделиться, скажешь,
что украл, — сам понимаешь, а скажешь,
что потерял, — никто ничего, растеряха,
тебе не поверит… Вот и помалкивай
да чужое послухивай,
что знаешь, то твое, про себя береги, а от другого дурака, может,
что и умное услышишь. А главное, не спорь зря — пусть всяк свое брешет, пусть за ним последнее слово останется!
— Мне не к
чему… Я умирать собираюсь, а
тебе еще жить
да жить надо… Гляжу я на
тебя и радуюсь. По душе
ты мне сразу пришелся…
— Здесь все друг другу чужие, пока не помрут… А отсюда живы редко выходят. Работа легкая, часа два-три утром, столько же вечером, кормят сытно, а тут
тебе и конец… Ну эта легкая-то работа и манит всякого… Мужик сюда мало идет, вреды боится, а уж если идет какой, так либо забулдыга, либо пропоец… Здесь больше отставной солдат работает али никчемушный служащий,
что от дела отбился. Кому сунуться некуда… С голоду
да с холоду…
Да наш брат, гиляй бездомный, который, как медведь, любит летом волю, а зимой нору…
— А
ты вот што: ежели хошь дружить со мной, так не трави меня, не спрашивай, кто
да что,
да как,
да откеля… Я того, брательник, не люблю… Ну, понял?
Ты, я вижу, молодой
да умный… Может, я с
тобой с первым и балакаю. Ну, понял?
—
Да это прокламации! Тащи его, дьявола… Мы
тебе там покажем. Из той же партии,
что бежавший…
— Сейчас я получил сведение,
что в Орехово-Зуеве, на Морозовской фабрике, был вчера пожар, сгорели в казарме люди, а хозяева и полиция заминают дело, чтоб не отвечать и не платить пострадавшим. Вали сейчас на поезд, разузнай досконально все, перепиши поименно погибших и пострадавших…
да смотри, чтоб точно все. Ну
да ты сделаешь… вот
тебе деньги, и никому ни слова…
Неточные совпадения
Аммос Федорович. Вот
тебе на! (Вслух).Господа, я думаю,
что письмо длинно.
Да и черт ли в нем: дрянь этакую читать.
Городничий (с неудовольствием).А, не до слов теперь! Знаете ли,
что тот самый чиновник, которому вы жаловались, теперь женится на моей дочери?
Что? а?
что теперь скажете? Теперь я вас… у!.. обманываете народ… Сделаешь подряд с казною, на сто тысяч надуешь ее, поставивши гнилого сукна,
да потом пожертвуешь двадцать аршин,
да и давай
тебе еще награду за это?
Да если б знали, так бы
тебе… И брюхо сует вперед: он купец; его не тронь. «Мы, говорит, и дворянам не уступим».
Да дворянин… ах
ты, рожа!
Хлестаков.
Да у меня много их всяких. Ну, пожалуй, я вам хоть это: «О
ты,
что в горести напрасно на бога ропщешь, человек!..» Ну и другие… теперь не могу припомнить; впрочем, это все ничего. Я вам лучше вместо этого представлю мою любовь, которая от вашего взгляда… (Придвигая стул.)
— дворянин учится наукам: его хоть и секут в школе,
да за дело, чтоб он знал полезное. А
ты что? — начинаешь плутнями,
тебя хозяин бьет за то,
что не умеешь обманывать. Еще мальчишка, «Отче наша» не знаешь, а уж обмериваешь; а как разопрет
тебе брюхо
да набьешь себе карман, так и заважничал! Фу-ты, какая невидаль! Оттого,
что ты шестнадцать самоваров выдуешь в день, так оттого и важничаешь?
Да я плевать на твою голову и на твою важность!
Городничий. И не рад,
что напоил. Ну
что, если хоть одна половина из того,
что он говорил, правда? (Задумывается.)
Да как же и не быть правде? Подгулявши, человек все несет наружу:
что на сердце, то и на языке. Конечно, прилгнул немного;
да ведь не прилгнувши не говорится никакая речь. С министрами играет и во дворец ездит… Так вот, право,
чем больше думаешь… черт его знает, не знаешь,
что и делается в голове; просто как будто или стоишь на какой-нибудь колокольне, или
тебя хотят повесить.