Неточные совпадения
Ценсура сделала разные урезывания и вырезывания, жаль, что у меня нет ее обрезков. Несколько выражений я вспомнил (они напечатаны курсивом) и даже целую страницу (и то, когда лист
был отпечатан, и прибавил его к стр.). Это место мне особенно памятно потому, что Белинский
выходил из себя за то, что его не пропустили.
Кандидат, вставая, не надеялся, поднимут ли его ноги; руки у него охолодели и
были влажны; он сделал гигантское усилие и вошел, близкий к обмороку, в диванную; в дверях он почтительно раскланялся с горничной, которая
выходила, поставив самовар.
После кампании 1812 года Негров
был произведен в полковники; полковничьи эполеты упали на его плечи тогда, когда они уже
были утомлены мундиром; военная служба начала ему надоедать, и он, послужив еще немного и «находя себя не способным продолжать службу по расстроенному здоровью»,
вышел в отставку и вынес с собою генерал-майорский чин, усы, на которых оставались всегда частицы всех блюд обеда, и мундир для важных оказий.
Я полагаю, что ее поступок сам в себе
был величайшею необдуманностью, — по крайней мере, равною необдуманности
выйти замуж за человека, о котором она только и знала, что он мужчина и генерал.
Любонька в людской, если б и узнала со временем о своем рождении, понятия ее
были бы так тесны, душа спала бы таким непробудимым сном, что из этого ничего бы не
вышло; вероятно, Алексей Абрамович, чтобы вполне примириться с совестью, дал бы ей отпускную и, может
быть, тысячу-другую приданого; она
была бы при своих понятиях чрезвычайно счастлива,
вышла бы замуж за купца третьей гильдии, носила бы шелковый платок на макушке,
пила бы по двенадцати чашек цветочного чая и народила бы целую семью купчиков; иногда приходила бы она в гости к дворечихе Негрова и видела бы с удовольствием, как на нее с завистью смотрят ее бывшие подруги.
Жизнь его
была постоянною битвою со всевозможными нуждами и лишениями; правда, он
вышел довольно победоносно, то
есть не умер с голода, не застрелился с отчаяния, но победа досталась не даром; в пятьдесят лет он
был и сед, и худ, и морщины покрыли его лицо, а природа одарила его богатым запасом сил и здоровья.
— Вчерашнего числа я
был у Антона Фердинандовича… мы с ним одного выпуска… нет, извините, он
вышел годом ранее… да, годом ранее, точно, — все же
были товарищи и остались добрыми знакомыми.
«Когда смеркнется,
выйдите на балкон; вас
будут ждать», — сказала она.
Вышло было какое-то место в отъезд, и довольно выгодное, но мать прежде, нежели кончила, съездила осведомиться к мадам Жукур — и потом благодарила провидение за спасение дочери.
Были минуты, в которые мысль принять яду приходила ей в голову, она хотела себя казнить, чтоб
выйти из безвыходного положения; она тем ближе
была к отчаянию, что не могла себя ни в чем упрекнуть;
были минуты, в которые злоба, ненависть наполняли и ее сердце; в одну из таких минут она схватила перо и, сама не давая себе отчета, что делает и для чего, написала, в каком-то торжественном гневе, письмо к Бельтову.
Когда он совершенно пришел в себя, ему показалось, что он вынес тяжкую, долгую болезнь; он чувствовал слабость в ногах, усталь, шум в ушах; провел раза два рукою по голове, как будто щупая, тут ли она; ему
было холодно, он
был бледен как полотно; пошел в спальню,
выслал человека и бросился на диван, совсем одетый…
Софья Алексеевна поступила с почтмейстером точно так, как знаменитый актер Офрен — с Тераменовым рассказом: она не слушала всей части речи после того, как он вынул письма; она судорожной рукой сняла пакет, хотела
было тут читать, встала и
вышла вон.
Вдруг из переулка раздалась лихая русская песня, и через минуту трое бурлаков, в коротеньких красных рубашках, с разукрашенными шляпами, с атлетическими формами и с тою удалью в лице, которую мы все знаем,
вышли обнявшись на улицу; у одного
была балалайка, не столько для музыкального тона, сколько для тона вообще; бурлак с балалайкой едва удерживал свои ноги; видно
было по движению плечей, как ему хочется пуститься вприсядку, — за чем же дело?
Пройдет пять, шесть лет, все переменится; замуж
выйдет — и говорить нечего; не
выйдет — да если только
есть искра здоровой натуры, девушка не станет ждать, чтоб кто-нибудь отдернул таинственную завесу, сама ее отдернет и иначе взглянет на жизнь.
— Да-с, Варвара Карповна, вы у меня на выборах извольте замуж
выйти; я найду женихов, ну, а вам поблажки больше не дам; что ты о себе думаешь, красавица, что ли, такая, что тебя очень
будут искать: ни лица, ни тела, да и шагу не хочешь сделать, одеться не умеешь, слова молвить не умеешь, а еще училась в Москве; нет, голубушка, книжки в сторону, довольно начиталась, очень довольно, пора, матушка, за дело приниматься.
Пришел наконец день испытания; с двенадцати часов Ваву чесали, помадили, душили; сама Марья Степановна затянула ее, и без того худенькую, корсетом и придала ей вид осы; зато, с премудрой распорядительностью, она умела кой-где подшить ваты — и все
была не вполне довольна: то ей казался ворот слишком высок, то, что у Вавы одно плечо ниже другого; при всем этом она сердилась,
выходила из себя, давала поощрительные толчки горничным, бегала в столовую, учила дочь делать глазки и буфетчика накрывать стол и проч.
Недели через две после этого происшествия Марья Степановна занималась чаем; она, оставаясь одна или при близких друзьях, любила чай
пить продолжительно, сквозь кусочек, с блюдечка, что ей нравилось, между прочим, и тем, что сахару
выходило по этой методе гораздо меньше.
Дни два ему нездоровилось, на третий казалось лучше; едва переставляя ноги, он отправился в учебную залу; там он упал в обморок, его перенесли домой, пустили ему кровь, он пришел в себя,
был в полной памяти, простился с детьми, которые молча стояли, испуганные и растерянные, около его кровати, звал их гулять и прыгать на его могилу, потом спросил портрет Вольдемара, долго с любовью смотрел на него и сказал племяннику: «Какой бы человек мог из него
выйти… да, видно, старик дядя лучше знал…
Как свежо, светло
было отроческое лицо это, — шея раскрыта, воротник от рубашки лежал на плечах, и какая-то невыразимая черта задумчивости пробегала по устам и взору, — той неопределенной задумчивости, которая предупреждает будущую мощную мысль; «как много
выйдет из этого юноши», — сказал бы каждый теоретик, так говорил мсье Жозеф, — а из него
вышел праздный турист, который, как за последний якорь, схватился за место по дворянским выборам в NN.
— Вы предпочитаете хроническое самоубийство, — возразил Крупов, начинавший уже сердиться, — понимаю, вам жизнь надоела от праздности, — ничего не делать, должно
быть, очень скучно; вы, как все богатые люди, не привыкли к труду. Дай вам судьба определенное занятие да отними она у вас Белое Поле, вы бы стали работать, положим, для себя, из хлеба, а польза-то
вышла бы для других; так-то все на свете и делается.
Любовь его росла беспрерывно, тем более что ничто не развлекало его; он не мог двух часов провести, не видавши темно-голубых глаз своей жены, он трепетал, когда она
выходила со двора и не возвращалась в назначенный час; словом, ясно
было видно, что все корни его бытия
были в ней.
Иду я раз таким образом в нескольких милях от Женевы, долго шел я один… вдруг с боковой дороги
вышли на большую человек двадцать крестьян; у них
был чрезвычайно жаркий разговор, с сильной мимикой; они так близко шли от меня и так мало обращали внимания на постороннего, что я мог очень хорошо слышать их разговор: дело шло о каких-то кантональных выборах; крестьяне разделились на две партии, — завтра надобно
было подать окончательные голоса; видно
было, что вопрос, их занимавший, поглощал их совершенно: они махали руками, бросали вверх шапки.