Неточные совпадения
Я забыл сказать, что «Вертер» меня занимал почти столько же, как «Свадьба Фигаро»; половины
романа я не понимал
и пропускал, торопясь скорее до страшной развязки, тут я плакал как сумасшедший. В 1839 году «Вертер» попался мне случайно под руки, это было во Владимире; я рассказал моей жене, как я мальчиком плакал,
и стал ей читать последние письма…
и когда дошел до того же места, слезы полились из глаз,
и я должен был остановиться.
На другой день после приезда кузина ниспровергла весь порядок моих занятий, кроме уроков; самодержавно назначила часы для общего чтения, не советовала читать
романы, а рекомендовала Сегюрову всеобщую историю
и Анахарсисово путешествие.
В. был лет десять старше нас
и удивлял нас своими практическими заметками, своим знанием политических дел, своим французским красноречием
и горячностью своего либерализма. Он знал так много
и так подробно, рассказывал так мило
и так плавно; мнения его были так твердо очерчены, на все был ответ, совет, разрешение. Читал он всё — новые
романы, трактаты, журналы, стихи
и, сверх того, сильно занимался зоологией, писал проекты для князя
и составлял планы для детских книг.
Она была в отчаянии, огорчена, оскорблена; с искренним
и глубоким участием смотрел я, как горе разъедало ее; не смея заикнуться о причине, я старался рассеять ее, утешить, носил
романы, сам их читал вслух, рассказывал целые повести
и иногда не приготовлялся вовсе к университетским лекциям, чтоб подольше посидеть с огорченной девушкой.
Мне надобно было большее покаянье; я заперся с Витбергом в кабинет
и рассказал ему весь
роман мой.
Кетчер был похож на Ларавинье в превосходном
романе Ж. Санд «Орас», с примесью чего-то патфайндерского, робинзоновского
и еще чего-то чисто московского.
На другой день утром мы нашли в зале два куста роз
и огромный букет. Милая, добрая Юлия Федоровна (жена губернатора), принимавшая горячее участие в нашем
романе, прислала их. Я обнял
и расцеловал губернаторского лакея,
и потом мы поехали к ней самой. Так как приданое «молодой» состояло из двух платьев, одного дорожного
и другого венчального, то она
и отправилась в венчальном.
Ее растрепанные мысли, бессвязно взятые из
романов Ж. Санд, из наших разговоров, никогда ни в чем не дошедшие до ясности, вели ее от одной нелепости к другой, к эксцентричностям, которые она принимала за оригинальную самобытность, к тому женскому освобождению, в силу которого они отрицают из существующего
и принятого, на выбор, что им не нравится, сохраняя упорно все остальное.
Вообще женское развитие — тайна: все ничего, наряды да танцы, шаловливое злословие
и чтение
романов, глазки
и слезы —
и вдруг является гигантская воля, зрелая мысль, колоссальный ум.
Для того чтоб отрезаться от Европы, от просвещения, от революции, пугавшей его с 14 декабря, Николай, с своей стороны, поднял хоругвь православия, самодержавия
и народности, отделанную на манер прусского штандарта
и поддерживаемую чем ни попало — дикими
романами Загоскина, дикой иконописью, дикой архитектурой, Уваровым, преследованием униат
и «Рукой Всевышнего отечества спасла».
Одна лекция осталась у меня в памяти, — это та, в которой он говорил о книге Мишле «Le Peuple» [«Народ» (фр.).]
и о
романе Ж. Санда «La Mare au Diable», [«Чертова лужа» (фр.).] потому что он в ней живо коснулся живого
и современного интереса.
Давно надоели нам все эти высшие, неузнанные натуры, исхудалые от зависти
и несчастные от высокомерия, — в жизни
и в
романах.
Иронией высказывается досада, что истина логическая — не одно
и то же с истиной исторической, что, сверх диалектического развития, она имеет свое страстное
и случайное развитие, что, сверх своего разума, она имеет свой
роман.
Через месяц или полтора тугой на уплату петербургский 1-й гильдии купец Николай
Романов, устрашенный конкурсом
и опубликованием в «Ведомостях», уплатил, по высочайшему повелению Ротшильда, незаконно задержанные деньги с процентами
и процентами на проценты, оправдываясь неведением законов, которых он действительно не мог знать по своему общественному положению.
Сердце Азелио чуяло, верно, что я в Крутицких казармах, учась по-итальянски, читал его «La Disfida di Barletta» —
роман «
и не классический,
и не старинный», хотя тоже скучный, —
и ничего не сделал.
Неточные совпадения
«Льны тоже нонче знатные… // Ай! бедненький! застрял!» // Тут жаворонка малого, // Застрявшего во льну, //
Роман распутал бережно. // Поцаловал: «Лети!» //
И птичка ввысь помчалася, // За нею умиленные // Следили мужики…
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу. // Купчине толстопузому! — // Сказали братья Губины, // Иван
и Митродор. // Старик Пахом потужился //
И молвил, в землю глядючи: // Вельможному боярину, // Министру государеву. // А Пров сказал: царю…
Роман сказал: помещику, // Демьян сказал: чиновнику, // Лука сказал: попу, // Купчине толстопузому, — // Сказали братья Губины, // Иван
и Митродор.
И скатерть развернулася, // Откудова ни взялися // Две дюжие руки: // Ведро вина поставили, // Горой наклали хлебушка //
И спрятались опять. // Крестьяне подкрепилися. //
Роман за караульного // Остался у ведра, // А прочие вмешалися // В толпу — искать счастливого: // Им крепко захотелося // Скорей попасть домой…
Косушки по три выпили, // Поели —
и заспорили // Опять: кому жить весело, // Вольготно на Руси? //
Роман кричит: помещику, // Демьян кричит: чиновнику, // Лука кричит: попу; // Купчине толстопузому, — // Кричат братаны Губины, // Иван
и Митродор; // Пахом кричит: светлейшему // Вельможному боярину, // Министру государеву, // А Пров кричит: царю!