Неточные совпадения
— Я думаю… — с трудом, задыхаясь, отвечал он, — что Мария опозорила
мое честное
имя.
— Все это принадлежит мне, — печально произнес он, — многие завидуют
моему богатству. Они думают, что я счастлив. Дураки! О, как бы возрадовались они, если бы узнали, что
имя Иннокентия Толстых покрыто позором и забрызгано грязью, и что это сделала его родная дочь!
— Несчастные! Несчастные! — бормотал он хриплым голосом. — На, читай, читай… — продолжал он, окончив чтение и тыча чуть не в лицо Гладких письмо. — Нужны ли тебе еще другие доказательства? Эти строки писаны рукой, которая опозорила
мое доброе
имя. Несчастная растоптала в грязи свою и
мою честь! Но кто этот негодяй, который скрывается днем и только ночью шляется, как разбойник. Горе ему, горе им обоим!
Я тебе отдаю
мое имя,
мои сбережения и все
мое имущество…
Я с радостью бросилась целовать ее, я поняла, что она делает мне благодеяние, что под чужим
именем я могу пробраться в К., а оттуда на могилу Бориса, это было
моей заветной мечтой.
— А теперь… теперь… скажи мне
имя…
моего отца?
— Этот человек сам не мог предполагать, что заключает в себе эта бумага… иначе он не говорил бы этого…
Мой совет тебе не требовать от меня ее, тем более, что оффициально она тебе не нужна… Я с помощью связей устроил тебе
имя, и ты с помощью образования добыл себе положение… Ведь мог я не найти этой бумаги… Думай лучше, что я не нашел ее…
— Марья Петровна, вы когда-то были милостивы ко мне… Конечно, вам трудно узнать меня, когда ни ваш батюшка, ни Иннокентий Антипович не узнали меня… Я страдал, боролся, но не отчаивался. Тот, на могиле которого вы были сейчас, умер на
моих руках, произнося с любовью ваше
имя. Пятнадцать лет я ради вашего отца пробыл на каторге…
— Да, это я, но я изменил теперь
мое имя, меня зовут Иван-нищий…
— Не зовите меня при людях по
имени, — шепнула Марья Петровна Тане. — Они не должны пока еще знать, кто я… До тех пор, пока не очнется
мой отец и не приедет Гладких — вы здесь хозяйка.
Ей, кажется, не я понравился, а
имя мое — Валентин; она, должно быть, вообразила, что за именем скрывается нечто необыкновенное.
Тут я вдруг догадался, что и ему должно уже быть известно обо мне все на свете — и история моя, и
имя мое, и, может быть, то, в чем рассчитывал на меня Ламберт.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю.
Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под
именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — // Пришла
моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как матери родной! // Сама крестила мальчика // И
имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
Скотинин. А смею ли спросить, государь
мой, —
имени и отчества не знаю, — в деревеньках ваших водятся ли свинки?
5) Ламврокакис, беглый грек, без
имени и отчества и даже без чина, пойманный графом Кирилою Разумовским в Нежине, на базаре. Торговал греческим
мылом, губкою и орехами; сверх того, был сторонником классического образования. В 1756 году был найден в постели, заеденный клопами.
— Я игнорирую это до тех пор, пока свет не знает этого, пока
мое имя не опозорено.