Ей, кажется, не я понравился, а
имя мое — Валентин; она, должно быть, вообразила, что за именем скрывается нечто необыкновенное.
Тут я вдруг догадался, что и ему должно уже быть известно обо мне все на свете — и история моя, и
имя мое, и, может быть, то, в чем рассчитывал на меня Ламберт.
Неточные совпадения
Хлестаков. Да, и в журналы помещаю.
Моих, впрочем, много есть сочинений: «Женитьба Фигаро», «Роберт-Дьявол», «Норма». Уж и названий даже не помню. И всё случаем: я не хотел писать, но театральная дирекция говорит: «Пожалуйста, братец, напиши что-нибудь». Думаю себе: «Пожалуй, изволь, братец!» И тут же в один вечер, кажется, всё написал, всех изумил. У меня легкость необыкновенная в мыслях. Все это, что было под
именем барона Брамбеуса, «Фрегат „Надежды“ и „Московский телеграф“… все это я написал.
Как в ноги губернаторше // Я пала, как заплакала, // Как стала говорить, // Сказалась усталь долгая, // Истома непомерная, // Упередилось времечко — // Пришла
моя пора! // Спасибо губернаторше, // Елене Александровне, // Я столько благодарна ей, // Как матери родной! // Сама крестила мальчика // И
имя Лиодорушка — // Младенцу избрала…
5) Ламврокакис, беглый грек, без
имени и отчества и даже без чина, пойманный графом Кирилою Разумовским в Нежине, на базаре. Торговал греческим
мылом, губкою и орехами; сверх того, был сторонником классического образования. В 1756 году был найден в постели, заеденный клопами.
— Я игнорирую это до тех пор, пока свет не знает этого, пока
мое имя не опозорено.
— И завтра родится сын,
мой сын, и он по закону — Каренин, он не наследник ни
моего имени, ни
моего состояния, и как бы мы счастливы ни были в семье, и сколько бы у нас ни было детей, между мною и ими нет связи.