Расступившаяся толпа открыла печальное зрелище. Трое смертельно раненных лежали на земле. Двое солдат лежали неподвижны, а третий, совсем юный офицер, полулежал, поддерживаемый тем самым балагуром солдатиком, который за какой-нибудь час перед
тем рассказывал товарищам о Суворове.
Через какие-нибудь полчаса Варвара Ивановна входила в настоятельскую келью игуменьи Никитского монастыря матери Валентины.
Та рассказала ей то же, что ее посланная, провела в комнату, где лежала больная, и, отворив дверь, впустила графиню одну.
Неточные совпадения
— С год
тому назад, — так
рассказывала Марья Петровна, — повздорил отец Илларион с капитаном Мамонтовым, Иваном звать; стал его муж упрекать в беспутстве,
тот не вынес, да его и обругай…
Тетка с племянницей
тем временем сели закусывать. Подкрепившись, последняя начала
рассказывать Марье Петровне свои похождения после бегства от старой барыни, у которой жила в услужении. Марья Петровна, несмотря на строгость правил, была, как все женщины, любопытна и, кроме
того, как все женщины, не греша сама, любила послушать чужие грехи. Она с жадностью глотала рассказ Глаши.
— Сбежав от старой барыни, я, по наущению Агафьи, —
рассказывала та, — пришла к ней.
На другой день сыновья отца Иоанна, а особенно матушка-попадья, не утерпели, чтобы не
рассказать о сне фабричного соседям и соседкам уцелевших от мора домов, и к вечеру
того же дня весть о сне фабричного во всех подробностях и даже с прикрасами с быстротой молнии распространилась по Москве.
Поп дал благословение,
рассказал о сне попадье, а
та соседям, и в один день весть «о дивном сне» облетела весь город.
— Этого не
расскажешь в большой зале,
тем более что где комета, там и хвост.
Она даже придумала целую историю, которую и
рассказала жениху на его весьма естественные вопросы о
том, почему княжна Александра Яковлевна так вдруг, ни с
того ни с сего полюбила ее и отвалила ей такой громадный куш в приданое.
«Я, — говорит, — с княжной Александрой посоветуюсь, ты не плачь, может, судьба твоя и устроится…» Тут, вскорости это произошло, позвала меня ваша княжна и
рассказала, что как княжна Варвара Ивановна ей про любовь нашу поведала, в
ту же ночь приснился ей, вашей-то княжне, покойный князь Владимир Яковлевич и наказал поженить нас, отпустить на волю и пять тысяч выдать мне в приданое.
Вы еще тогда сказали мне: «Мальчик, чему ты так радуешься, ужели
тому, что кончается война!» Я
рассказал вам все тогда же откровенно.
— Слушайте!.. еще не
то расскажу: и ксендзы ездят теперь по всей Украйне в таратайках. Да не то беда, что в таратайках, а то беда, что запрягают уже не коней, а просто православных христиан. Слушайте! еще не то расскажу: уже говорят, жидовки шьют себе юбки из поповских риз. Вот какие дела водятся на Украйне, панове! А вы тут сидите на Запорожье да гуляете, да, видно, татарин такого задал вам страху, что у вас уже ни глаз, ни ушей — ничего нет, и вы не слышите, что делается на свете.
Лучше вот что: если вы решились ко мне зайти и у меня просидеть четверть часа или полчаса (я все еще не знаю для чего, ну, положим, для спокойствия матери) — и, сверх того, с такой охотой со мной говорите, несмотря на то что произошло внизу,
то расскажите уж мне лучше про моего отца — вот про этого Макара Иванова, странника.
Отец мой показывал вид совершенного невнимания, слушая его: делал серьезную мину, когда тот был уверен, что морит со смеху, и переспрашивал, как будто не слыхал, в чем дело, если
тот рассказывал что-нибудь поразительное.
Там нагляделся дед таких див, что стало ему надолго после
того рассказывать: как повели его в палаты, такие высокие, что если бы хат десять поставить одну на другую, и тогда, может быть, не достало бы.
Неточные совпадения
Марья Антоновна. Право, маменька, все смотрел. И как начал говорить о литературе,
то взглянул на меня, и потом, когда
рассказывал, как играл в вист с посланниками, и тогда посмотрел на меня.
Бобчинский. А я так думаю, что генерал-то ему и в подметки не станет! а когда генерал,
то уж разве сам генералиссимус. Слышали: государственный-то совет как прижал? Пойдем
расскажем поскорее Аммосу Федоровичу и Коробкину. Прощайте, Анна Андреевна!
Анна Андреевна. Ну да, Добчинский, теперь я вижу, — из чего же ты споришь? (Кричит в окно.)Скорей, скорей! вы тихо идете. Ну что, где они? А? Да говорите же оттуда — все равно. Что? очень строгий? А? А муж, муж? (Немного отступя от окна, с досадою.)Такой глупый: до
тех пор, пока не войдет в комнату, ничего не
расскажет!
— Чего же вам еще? // Не
то ли вам
рассказывать, // Что дважды погорели мы, // Что Бог сибирской язвою // Нас трижды посетил? // Потуги лошадиные // Несли мы; погуляла я, // Как мерин, в бороне!..
И
та святая старица //
Рассказывала мне: // «Ключи от счастья женского, // От нашей вольной волюшки // Заброшены, потеряны // У Бога самого!