Неточные совпадения
В этих сравнительно мелких делах Александр Васильевич обнаружил такую отвагу, быстроту и умелость, что о нем было доведено до сведения главнокомандующего. Бутурлин представил его к награде, донося
императрице, что Суворов «себя перед прочими гораздо отличил». Отцу его Василию Ивановичу он
написал любезное письмо, свидетельствуя, что его храбрый сын «у всех командиров особливую приобрел любовь и похвалу». Действительно, он был везде первый и никакие трудности не устрашили его.
По истечении месяца с небольшим после его приезда
императрица Екатерина уже
писала ему, что он сделал все, что должно было истинному сыну отечества, и что она признает нужным вызвать его назад.
Прибыв в Выборг, он
писал к
императрице...
После Рымникской победы, пожалованный в графы и Русской, и Священной Римской империи, Александр Васильевич с гордостью
написал письмо к своей дочери, начав его словами: «Comtess de deux empires», говорит, что чуть не умер от удара, будучи осыпан милостями
императрицы.
Это повеление препровождено было фельдмаршалу генерал-прокурором князем Александром Алексеевичем Вяземским.
Императрица писала: «Удостоверьтесь в том, действительно ли арестантка опасно больна. В случае видимой опасности, узнайте, к какому исповеданию она принадлежит, и убедите ее в необходимости причаститься перед смертию. Если она потребует священника, пошлите к ней духовника, которому дать наказ, чтоб он довел ее увещаниями до раскрытия истины; о последующем же немедленно донести с курьером».
Июня 7
императрица писала князю Голицыну: «Передайте пленнице, что она может облегчить свою участь одною лишь безусловною откровенностию и также совершенным отказом от разыгрываемой ею доселе безумной комедии, в продолжение которой она вторично осмелилась подписаться Елизаветой. Примите в отношении к ней надлежащие меры строгости, чтобы наконец ее образумить, потому что наглость письма ее ко мне уже выходит из всяких возможных пределов».
Неточные совпадения
Когда Нехлюдов сказал ему, что он хотел
писать письмо
императрице, он сказал, что действительно это дело очень трогательное, и можно бы при случае рассказать это там.
«
Напишите,
напишите письмо к
императрице Жозефине!» — прорыдал я ему.
— Это была такая графиня, которая, из позору выйдя, вместо королевы заправляла, и которой одна великая
императрица в собственноручном письме своем «ma cousine»
написала. Кардинал, нунций папский, ей на леве-дю-руа (знаешь, что такое было леве-дю-руа?) чулочки шелковые на обнаженные ее ножки сам вызвался надеть, да еще, за честь почитая, — этакое-то высокое и святейшее лицо! Знаешь ты это? По лицу вижу, что не знаешь! Ну, как она померла? Отвечай, коли знаешь!
Бедный мой Иван не верит, что государыня скончалась; как он воображает, что влюблен в нее, любим ею и что он оклеветан, то хочет
писать письмо к покойной
императрице на французском языке».
— Прежде, — продолжал Петр Михайлыч, — для поэзии брали предметы как-то возвышеннее: Державин, например,
писал оду «Бог», воспевал
императрицу, героев, их подвиги, а нынче дались эти женские глазки да ножки… Помилуйте, что это такое?