В обоих госпиталях штатные сёстры из московской общины сестёр милосердия «Утоли моя печали», но кроме того, есть и сёстры-добровольцы из дам местного высшего общества, Н. М. Конге, жена подполковника, изящная Л. П. Лазаревич,
дочь генерала, начальника местного инженерного округа, г-жи Логинова и Мезенцова.
— Детскость какая! Пришла к генералу
дочь генерала и — заплакала, дурочка: ах, я должна застрелить вас, а — не могу, вы — друг моего отца! Татьяна-то Леонтьева, которая вместо министра Дурново какого-то немца-коммивояжера подстрелила, тоже, кажется, генеральская дочь? Это уж какие-то семейные дела…
Больше же всех была приятна Нехлюдову милая молодая чета
дочери генерала с ее мужем. Дочь эта была некрасивая, простодушная молодая женщина, вся поглощенная своими первыми двумя детьми; муж ее, за которого она после долгой борьбы с родителями вышла по любви, либеральный кандидат московского университета, скромный и умный, служил и занимался статистикой, в особенности инородцами, которых он изучал, любил и старался спасти от вымирания.
По их толкованию, молодой человек, хорошей фамилии, князь, почти богатый, дурачок, но демократ и помешавшийся на современном нигилизме, обнаруженном господином Тургеневым, почти не умеющий говорить по-русски, влюбился в
дочь генерала Епанчина и достиг того, что его приняли в доме как жениха.
— Я предчувствую, — начала она, — что мне здесь придется задохнуться… Что, что я богата,
дочь генерала, что у меня одних брильянтов на сто тысяч, — что из всего этого? Я несчастнее каждой дочери приказного здешнего; для тех хоть какие-нибудь удовольствия существуют…
Сверх того, Катрин почти буква в букву разделяла мнение губернского предводителя, сказавшего, что Тулузов вчера только испеченный дворянин, между тем как она
дочь генерала и женщина с таким огромным состоянием.
Неточные совпадения
Оро́бели наследники: // А ну как перед смертию // Лишит наследства? Мало ли // Лесов, земель у батюшки? // Что денег понакоплено, // Куда пойдет добро? // Гадай! У князя в Питере // Три
дочери побочные // За
генералов выданы, // Не отказал бы им!
Генерал жил
генералом, хлебосольствовал, любил, чтобы соседи приезжали изъявлять ему почтенье; сам, разумеется, визитов не платил, говорил хрипло, читал книги и имел
дочь, существо невиданное, странное, которую скорей можно было почесть каким-то фантастическим видением, чем женщиной.
— Да-с, — прибавил купец, — у Афанасия Васильевича при всех почтенных качествах непросветительности много. Если купец почтенный, так уж он не купец, он некоторым образом есть уже негоциант. Я уж тогда должен себе взять и ложу в театре, и
дочь уж я за простого полковника — нет-с, не выдам: я за
генерала, иначе я ее не выдам. Что мне полковник? Обед мне уж должен кондитер поставлять, а не то что кухарка…
Тут
генерал разразился таким смехом, каким вряд ли когда смеялся человек: как был, так и повалился он в кресла; голову забросил назад и чуть не захлебнулся. Весь дом встревожился. Предстал камердинер.
Дочь прибежала в испуге.
Впрочем, ради
дочери прощалось многое отцу, и мир у них держался до тех пор, покуда не приехали гостить к
генералу родственницы, графиня Болдырева и княжна Юзякина: одна — вдова, другая — старая девка, обе фрейлины прежних времен, обе болтуньи, обе сплетницы, не весьма обворожительные любезностью своей, но, однако же, имевшие значительные связи в Петербурге, и перед которыми
генерал немножко даже подличал.