Неточные совпадения
Вся эта обстановка напоминала фон Зееману годы его юности, и он мысленно стал переживать эти минувшие безвозвратные годы, все испытанное им, все им перечувствованное, доведшее его до смелой решимости вызваться прибыть сегодня к графу и бросить ему в лицо жестокое, но, по убеждению Антона Антоновича, вполне заслуженное им
слово, бросить, хотя не от себя, а по поручению
других, но эти
другие были для него дороже и ближе самых ближайших родственников, а не только этой «седьмой воды на киселе», каким приходился ему ненавистный Клейнмихель.
Насколько было правды в его
словах — неизвестно. Люди антиаракчеевской партии безусловно верили ему и даже варьировали его рассказ далеко не в пользу всесильного, а потому ненавистного им графа.
Другие же говорили иное, и, по их
словам, граф в Зарудине только преследовал нарушения принципа бескорыстного и честного служения Царю и Отечеству, а личное столкновение с Павлом Кирилловичем не играло в отставке последнего никакой существенной роли.
На
другой день Андрей Павлович Кудрин, верный своему
слову, ровно половина шестого вечера был у Николая Павловича Зарудина.
«Боже мой, что я наделала, ведь я же могла незаметно переложить ее в
другую руку, но… мне казалось, что маменька пристально смотрит на меня», — соображала она, к
слову сказать, довольно поздно.
— Наш разговор, о котором вы вспомнили, касался, Наталья Федоровна, совершенно иного чувства любви, нежели то, которое, как я заключил из ваших
слов, питает ко мне Екатерина Петровна, — начал он. — Я тоже готов любить ее, как
друга, но она едва ли удовлетворится таким чувством. Иного же я питать к ней не могу…
Теперь ей тяжелее, невыносимо тяжелее: она любима, она знает это, любима человеком, которого она любит сама, а между нею и этим человеком стоит непреодолимая преграда, стоит
другая, нелюбимая им девушка, но ее
друг, которой она дала
слово, страшное
слово не быть ее соперницей, эта девушка — Катя, которая так доверчиво и искренно дарит ее теперь своим поцелуем.
— Свое мнение; грех тебе, Катя, большой грех, — прерывая
слова рыданиями, заговорила она. — Хорошего же ты мнения о своем
друге.
Николай Павлович прямо из кабинета отца поехал к своему
другу Андрею Павловичу и только его мощное
слово утешения заставило его несколько приободриться и терпеливо ждать решения своей участи, хотя в сердце нет-нет, да и подымались тяжелые предчувствия.
Та и
другая не замедлили явиться и по произведенной Аракчеевым очной ставке со Степаном сознались во всем и подтвердили его
слова.
У гроба Фридриха Великого государи дали
друг другу слово взаимно поддерживать один
другого.
Оправдалась она и в данном случае: болезнь Николая Павловича оказалась очень кстати, она помогла скрыть его покушение на свою жизнь от начальства, так как за время ее от незначительного поранения виска не осталось и следа, хотя, как мы знаем из
слов Бахметьевой, это не совсем осталось тайной для петербургского общества, и рассказ об этом с разными прикрасами довольно долго циркулировал в гвардейских полках и в великосветских гостиных, но затем о нем забыли, на сцену выступили
другие злобы дня, главная из которых была предстоящая вновь война с Наполеоном, как бы предугаданная русским обществом и войском ранее, нежели она стала известна правительственным сферам.
Слово для у знания масона есть Saquin, и говорится так после пожатия руки: «скажи мне первое
слово — я тебе скажу второе»;
другой произносит «s», первый: «а»;
другой «q» и так далее.
— Нет, это нечестно, я должна вам все высказать, я освобождаю вас от вашего
слова, не гоните ту,
другую… Я все равно не могу быть вашей женой… Я буду ею только для света… — заспешила она.
«Она наверное не выйдет, а впрочем, может быть…» — гвоздем сидели в его голове
слова Кудрина, и не покидали его до самого того момента, когда он на
другой день, вместе с Андреем Павловичем, позвонил у подъезда заветного домика на Васильевском острове.
Антон Антонович глубоко ценил это и еще глубже, еще горячее привязался к своему
другу, Наталью же Федоровну стал положительно боготворить. Он готов был для нее идти в огонь и в воду, не на
словах, а на деле.
— Я не крут, ваше величество, а требую службы государю и отечеству по своей мерке, служи, как я служил, меня отличили, из ничтожества вызвали, значит, я служил неплохо, пусть служат так и
другие, делом, а не
словами и… интригами…
Сергей Дмитриевич старался не проронить ни
слова из рассказа своего
друга и товарища.
Шумский остался один, один в полном смысле этого
слова. С ним не было не только родного и близкого
друга, но даже знакомого человека.
Хрущев вскоре достиг своего убежища — барки, вошел в каюту. Лунный свет слабо проникал в замерзшее маленькое окошко и освещал убогое помещение. Соломы в углу, служившей постелью, было довольно много — Василий Васильевич собрал ее в
других частях барки, было даже несколько незатейливой глиняной посуды, кружка, горшки,
словом, каюта, за эти проведенные в ней несчастным молодым человеком дни, приобрела некоторый вид домовитости.
Дворник и
другая, выбежавшая за ворота, прислуга с немым удивлением смотрели на казавшуюся им чрезвычайно странной барскую затею — внести в чистые горницы пьяного проходимца. Что он был пьян — они ни капли не сомневались после
слов Николая Павловича.
Наталья Федоровна «по-своему» торжествовала. Мы умышленно подчеркнули
слово по-своему, так как в этом торжестве не было и намека на удовлетворенное тщеславие, на эгоизм. Это торжество, как и все действия, поступки и даже мысли Натальи Федоровны были торжеством, радостью исключительно за
других, а не за себя.
Филарет нашел у князя возвращенный проект; некоторые
слова и выражения были в нем подчеркнуты; стараясь угадывать, почему они не соответствовали мыслям государя, он заменил их
другими.
— Вы удивляетесь,
друзья мои, видя меня не одну… Но позвольте Арине проводить эту несчастную в мою комнату, а я вам тотчас расскажу в коротких
словах ее страшную историю и объясню появление у вас со мною… — заговорила Наталья Федоровна.
— По правде сказать, и об этом разговор был, кричат,
словом, чтобы и корня не было! Мы уж их уговаривали: за что нашего командира убивать? Тут и
другие сказали: ведь, дескать, чуть что, и он от нас не уйдет, как гость сидит, — приди и бери!
Неточные совпадения
Городничий. Ах, боже мой, вы всё с своими глупыми расспросами! не дадите ни
слова поговорить о деле. Ну что,
друг, как твой барин?.. строг? любит этак распекать или нет?
Городничий. Ну, уж вы — женщины! Все кончено, одного этого
слова достаточно! Вам всё — финтирлюшки! Вдруг брякнут ни из того ни из
другого словцо. Вас посекут, да и только, а мужа и поминай как звали. Ты, душа моя, обращалась с ним так свободно, как будто с каким-нибудь Добчинским.
Ты дай нам
слово верное // На нашу речь мужицкую // Без смеху и без хитрости, // По совести, по разуму, // По правде отвечать, // Не то с своей заботушкой // К
другому мы пойдем…»
— Уж будто вы не знаете, // Как ссоры деревенские // Выходят? К муженьку // Сестра гостить приехала, // У ней коты разбилися. // «Дай башмаки Оленушке, // Жена!» — сказал Филипп. // А я не вдруг ответила. // Корчагу подымала я, // Такая тяга: вымолвить // Я
слова не могла. // Филипп Ильич прогневался, // Пождал, пока поставила // Корчагу на шесток, // Да хлоп меня в висок! // «Ну, благо ты приехала, // И так походишь!» — молвила //
Другая, незамужняя // Филиппова сестра.
Удары градом сыпались: // — Убью! пиши к родителям! — // «Убью! зови попа!» // Тем кончилось, что прасола // Клим сжал рукой, как обручем, //
Другой вцепился в волосы // И гнул со
словом «кланяйся» // Купца к своим ногам.