Неточные совпадения
О фетишизме М 1973.] (крайности сходятся!), при котором в деревянном чурбане тоже чтится не дерево, но трансцендентное ему
существо, и чурбан фактически
является как бы некоей его иконой.
По
существу же шлейермахеровский субъективизм
является лишь одной из разновидностей протестантского субъективизма (ибо протестантизм вообще есть победа имманентизма, а следовательно, и субъективизма) и в той или другой форме продолжает жить в протестантской теологии.
Как связанная не с субстанциальностью, но модальностью человеческого
существа, как плод первородного греха, нравственность вообще не представляет собой вершины, абсолютной грани, она преодолима, ибо святость, хотя в себя и включает «делание заповедей», но сама находится уже «по ту сторону добра и зла»; также и дети, состояние которых, по слову Спасителя,
является живой нормой Царствия Божия [«Если не обратитесь и не будете как дети, не войдете в Царство Небесное» (Мф. 18:3).], свободны от уз нравственности.
Христианину надлежит верить, что в языческом мире хотя и живо ощущалась потребность в таинстве, ибо она не устранима из религии по самому ее
существу, и хотя она утолялась по-своему [Об этом см. ниже в отделе III.], но не было таинств истинных, «питающих в жизнь вечную», которые могли
явиться лишь в христианстве, после воплощения Бога-Слова, давшего Свою Плоть и Кровь в живот вечный.
Поразителен этот люциферический экстаз, которым по
существу является пафос гегельянства: кроме самого Гегеля, кто может испытывать это блаженство богосознания и богобытия, переживая его Логику?
«Сефиры (энергии Божества, лучи его) никогда не могут понять бесконечного Эн-соф, которое
является самым источником всех форм и которое в этом качестве само не имеет никаких: иначе сказать, тогда как каждая из сефир имеет хорошо известное имя, оно одно его не имеет и не может иметь. Бог остается всегда
существом несказанным, непонятным, бесконечным, находящимся выше всех миров, раскрывающих Его присутствие, даже выше мира эманации».
Архангел с мечом антиномии становится незримым, все оказывается понятным, объяснимым при этом монизме, который сохраняет свою природу под разными личинами, в
существе являясь, однако, прикровенным или же неприкровенным рационализмом.
«Я прошу вас, — резюмирует Шеллинг, — считать установленным следующее: 1)
Существо того, что Н. 3. называет Сыном, есть вечно в Боге и как поглощенное в actus purissimus божественной жизни, само с Богом, θεός. 2) С того момента (von da), как Отец усматривает в образах своего бытия возможность другого бытия, или того момента, как ему эти образы
являются как потенции, т. е., стало быть, от вечности, с того момента как он есть Отец, вторая потенция представляется ему как будущий Сын, он, стало быть, уже имеет в ней будущего Сына, которого он в ней наперед познает, в котором он собственно принимает план (Vorsatz) мира.
И особенно ложным
является распространение природного детерминизма и на самое
существо Божие, чем так грешит физика Бога у Я. Беме или у представителей философии оккультизма (Безант, Штейнер и др.).
Мир
является великой иерархией идейных
существ, идейным организмом, и в этом постижении софийности «мертвого» мира лежит заслуга оккультизма [Под оккультизмом я разумею здесь не столько современный, школьный оккультизм, воспитываемый особой тренировкой, но общую природную способность человека проникать за кору явлений, особенно свойственную народам в ранние эпохи развития и отразившуюся в сказке, эпосе, фольклоре, верованиях и «суевериях».], сближающая его с ««поэтическим восприятием» природы вообще.
Ложный спиритуализм в любви есть такая же ошибка эротического суждения, как и голая чувственность, обнаженная похоть, ибо истинным объектом любви
является воплощенный дух или одуховленная плоть [Каббала дает такое объяснение брака: «Все духи и души, раньше чем они отправляются в этот (низший) мир, состоят из мужской и женской части, которые (наверху) соединены в одно
существо.
И то, что змей вовлек жену в разговор о Боге, вступил с ней в духовное общение на такой почве, которая всецело составляла достояние их супружеского любовного единомыслия,
явилось со стороны жены уже духовной изменой Адаму, как бы духовным любодейством с загадочным
существом, по плоти принадлежащим к животному царству, по духу же к какому-то чуждому и недоброму, для нее доселе неведомому миру.
Это ее свойство по
существу также не связано с теперешним греховным состоянием человечества, ибо и в райском своем состоянии человечество имело ту же основу бытия в творческой свободе своей (благодаря чему и
явилась возможность грехопадения).
Поэтому хотя формально настоящее сочинение и не
является обещанной второю частью, но по
существу дела я считаю свое обязательство перед читателем «Философии хозяйства» здесь фактически выполненным.], и нет нужды здесь снова воспроизводить этот анализ.
Вот этого-то «изменения», которое, по
существу,
является новым творческим актом Бога над человеком, именно и не может совершить хозяйственный труд, а поэтому и «проект» Федорова, как бы далеко ни зашла «регуляция природы», силами природными и человеческими неосуществим.
Творческим усилием здесь
является напряжение всех сил духовного
существа в одном порыве к Богу: transcende te ipsum [См. прим. 52 к «Введению».].
Для христианства же положительным мотивом общественности
является милосердие, жалость, сострадание, вообще благотворительность, по
существу имеющая, однако, только паллиативный характер, а потому и христианская политика (или, если угодно, «христианский социализм» [Об отношении Булгакова к «христианскому социализму» см.: Акулинин В. Н. С. Н. Булгаков: вехи жизни и творчества
Булгаков С. Н. Христианский социализм.
Неточные совпадения
Явился здешний аптекарь Пфейфер и, вступив со мной в брак, увлек меня в Глупов; здесь я познакомилась с Аксиньюшкой — и задача просветления обозначилась передо мной так ясно, что восторг овладел всем
существом моим.
Дома он через минуту уже решил дело по
существу. Два одинаково великих подвига предстояли ему: разрушить город и устранить реку. Средства для исполнения первого подвига были обдуманы уже заранее; средства для исполнения второго представлялись ему неясно и сбивчиво. Но так как не было той силы в природе, которая могла бы убедить прохвоста в неведении чего бы то ни было, то в этом случае невежество
являлось не только равносильным знанию, но даже в известном смысле было прочнее его.
Обманутый муж, представлявшийся до сих пор жалким
существом, случайною и несколько комическою помехой его счастью, вдруг ею же самой был вызван, вознесен на внушающую подобострастие высоту, и этот муж
явился на этой высоте не злым, не фальшивым, не смешным, но добрым, простым и величественным.
Но
существо этого донесения говорило лишь о том, что мы знаем из первой главы. Грэй положил бумажку в стол, свистнул вахтенного и послал за Пантеном, но вместо помощника
явился боцман Атвуд, обдергивая засученные рукава.
Тут
являлось даже несколько более того, о чем он мечтал:
явилась девушка гордая, характерная, добродетельная, воспитанием и развитием выше его (он чувствовал это), и такое-то
существо будет рабски благодарно ему всю жизнь за его подвиг и благоговейно уничтожится перед ним, а он-то будет безгранично и всецело владычествовать!..