Учение Платона об идеях, вершиной которых
является идея Блага, само Божество, необходимо имеет два аспекта, вверх и вниз: идеи имеют самосущее бытие в «умном месте», представляя собой нечто трансцендентное мировому бытию, как быванию, но они же его собой обосновывают, бытие причастно им, а они бытию, между двумя мирами существует неразрывная связь — причины и следствия, основы и произведения, эроса и его предмета и т. д.
Неточные совпадения
Даже
идеи Бога и бессмертия, которые Шлейермахер считает «элементами религии», не
являются главным содержанием религии.
Не есть ли эта
идея лишь ненужное удвоение нравственного закона, и не
является ли поэтому недоразумением вообще отличать Бога от этического сознания, установляющего систему нравственных целей, постулирующего нравственный миропорядок?
Т. 1. С. 225.]. «Философия рассматривает, следовательно, абсолютное, во-первых, как логическую
идею,
идею, как она существует в мысли, как ее содержанием
являются сами определения мысли.
Учению Платона об
идеях Аристотель противопоставляет свое учение о формах (μορφή), осуществляющихся в некоем субстрате (ΰποκείμενον), материи (ϋλη), причем форма есть движущий принцип, ведущий развитие к своему полнейшему осуществлению: она
является и данностью, и заданностью для своего вида, а вместе и законом ее развития, целепричиной, делающей вещь воплощением своей
идеи (εντελέχεια).
Эта филоновская
идея, получившая большое распространение и в христианском богословии,
является в известном смысле чистейшим недоразумением: если отрицательное богословие ничего не может утверждать о Боге, то, ясным образом, не может утверждать и Его бытия.
Главным поводом для выражения
идей апофатического богословия у св. Григория Нисского
является полемика его с рационалистическим гностицизмом Евномия, которую он продолжал после смерти своего друга, св. Василия Великого [Общефилософскую характеристику этого спора, см. в моем очерке «Смысл учения св. Григория Нисского об именах Божиих» (Запросы Жизни.
Для рационалистической философии, для которой высшим критерием
является непрерывность мышления и рациональное преодоление антиномий, тварность есть вообще ложная, ибо противоречивая,
идея, которой не место в критической метафизике.
Основной
идеей теологии Эккегарта, придающей ей нехристиански-неоплатонический характер,
является его противопоставление Gott и Gottheit [Бог и божество (нем.).
С. 186.] или как в темницу, но и
является вместе с тем откровением этого же мира
идей, лествицей восхождения к горнему миру.
В «Тимее» завершается учение Платона об
идеях, а вместе с тем наперед дается ответ на сомнение Аристотеля, и поистине
является исторической загадкой, каким образом ближайший ученик Платона мог вообще оказаться столь неблагодарным и придирчивым критиком учения Платона.
Это есть один и тот же акт, ибо тем самым, что создается Земля, ей уже противостоит,
являясь умопостигаемой основой творения, его «архетипом» [Прообраз,
идея — термин позднеантичной философии, введенный в обращение Филоном Александрийским; позднее использован К. Юнгом в психоаналитической психологии.], Небо.
Важное предчувствие этой истины мы имеем в глубоком учении Плотина о двух материях: о меональной материи нашего во зле лежащего мира и о той умопостигаемой материи, которая
является субстратом для νους, дает возможность раскрыться его
идеям.
Мужское начало, солнечное, гениальное, логическое,
является зачинательным, ему принадлежит тема, мотив, импульс, с ним связано узрение софийных сущностей, созерцание
идей.
Возрождение религиозного искусства, если оно и последует, само по себе отнюдь еще не
является ответом на эти запросы, потому что и оно остается еще в пределах искусства, между тем
идея софиургии выводит за его пределы.
Получается чудовищный подмен, имевший роковые последствия для всего христианского мира [Любопытно, что наибольшую аналогию католичеству в этом отношении представляет ислам с его
идеей теократического халифата, в котором глава государства
является вместе с тем и наместником пророка и потому соединяет в себе полноту светской и духовной власти.
Влекомые чувством любознательности, они разломали часы, чтобы посмотреть, что внутри их заключается, и видят там колеса, маятник и пружину, и вдруг кому-либо из них пришла на ум догадка, что стрелки двигает пружина, значит, в его уме
явилась идея часового устройства…
Неточные совпадения
— Сам народ никогда не делает революции, его толкают вожди. На время подчиняясь им, он вскоре начинает сопротивляться
идеям, навязанным ему извне. Народ знает и чувствует, что единственным законом для него
является эволюция. Вожди всячески пытаются нарушить этот закон. Вот чему учит история…
Такие мысли
являлись у нее неожиданно, вне связи с предыдущим, и Клим всегда чувствовал в них нечто подозрительное, намекающее. Не считает ли она актером его? Он уже догадывался, что Лидия, о чем бы она ни говорила, думает о любви, как Макаров о судьбе женщин, Кутузов о социализме, как Нехаева будто бы думала о смерти, до поры, пока ей не удалось вынудить любовь. Клим Самгин все более не любил и боялся людей, одержимых одной
идеей, они все насильники, все заражены стремлением порабощать.
На террасе говорили о славянофилах и Данилевском, о Герцене и Лаврове. Клим Самгин знал этих писателей, их
идеи были в одинаковой степени чужды ему. Он находил, что, в сущности, все они рассматривают личность только как материал истории, для всех человек
является Исааком, обреченным на заклание.
Услышит о каком-нибудь замечательном произведении — у него
явится позыв познакомиться с ним; он ищет, просит книги, и если принесут скоро, он примется за нее, у него начнет формироваться
идея о предмете; еще шаг — и он овладел бы им, а посмотришь, он уже лежит, глядя апатически в потолок, и книга лежит подле него недочитанная, непонятая.
Движения его, когда он был даже встревожен, сдерживались также мягкостью и не лишенною своего рода грации ленью. Если на лицо набегала из души туча заботы, взгляд туманился, на лбу
являлись складки, начиналась игра сомнений, печали, испуга; но редко тревога эта застывала в форме определенной
идеи, еще реже превращалась в намерение. Вся тревога разрешалась вздохом и замирала в апатии или в дремоте.