Неточные совпадения
Один из основных и глубочайших мотивов системы Беме есть это, столь характерное для всего неоплатонического уклона, свойственного германской религиозной мысли, гнушение плотью, нечувствие своего
тела, столь неожиданное и как будто непонятное у мистика природы и исследователя физики Бога.
Ум, которому были бы известны для какого-либо ладного момента все силы, одушевляющие природу, и относительное положение, всех ее составных частей, если бы вдобавок он оказался достаточно обширным, чтобы подчинить эти данные анализу, обнял бы в
одной формуле движения величайших
тел вселенной наравне с движением легчайших атомов: не осталось бы ничего, что было бы для него недостоверно, и будущее, так же как и прошедшее, предстало бы перед его взором» (Лаплас.
«Справедливо говорят, что душа становится гнусной (αίσχράν) через смешение, растворение, склонение к
телу» (Enn. I, lib. VI, cap. V), и поэтому все добродетели сводятся к
одному — к очищению (κάθαρσις)» (ib., cap. VI).
«Мужество есть бесстрашие перед смертью, смерть же есть отдельное существование души от
тела; не боится этого тот, кто любит быть
один (μόνος).
Воскресение с
телом есть переход от
одного сна к другому, как бы лишь перемена ложа; истинное же воскресение вполне освобождает от
тела, которое, имея природу противоположную душе, имеет и противоположную сущность (ούσίαν).
Лишь в нем
одном из всех мировых религий
тело не гонится, но прославляется, ибо Христос есть Спаситель не только душ от греха, но, вместе с тем и тем самым, и «Спаситель
тела».
Но к этому опыту нисколько не приближает (если только не удаляет) «оккультизм», научающий опытно воспринимать
тела большей утонченности, нежели наш «физический план» (эфирное, астральное, ментальное
тело), ибо по своей онтологической природе эти высшие «планы» составляют
одно с планом «физическим», образуя, так сказать, разные степени сгущения телесности.
Отсюда следует, между прочим, что самая эта антитеза духа и
тела, столь излюбленная у метафизиков и моралистов, выражает собой не изначальную сущность
тела, но лишь известную его модальность, определенное состояние телесности (или, что в данном случае есть
одно и то же, духовности), но не ее существо; отсюда понятна и неизбежная ограниченность и связанная с нею ложность одинаково как спиритуализма, так и материализма, в которых допускается
одна и та же ошибка: модальность, состояние, смешивается с самым существом телесности и сопряженной с ней духовности.
Она обусловлена взаимонепроницаемостью, отталкиваемостью
тел, которые не могут сразу заполнить
одного и того же пространства.
Весь мир есть
одна телесность и
одно тело, в котором, однако, вполне индивидуально должна ощущать себя каждая телесная энтелехия.
Если же распоряжающаяся вселенною сила дает знак разложенным стихиям снова соединиться, то как к
одному началу прикрепленные разные верви все вместе и в
одно время следуют за влекомым, — так по причине влечения единою силой души различных стихий при внезапном стечении собственно принадлежащего соплетется тогда душою цепь нашего
тела, причем каждая часть будет вновь соплетена, согласно с первоначальным и обычным ей состоянием, и облечена в знакомый ей вид» (Творения св. Григория, еп.
Чувство стыда своего
тела, некоторого своего безобразия, которое только сильнее подчеркивается случайными проблесками красоты, «миловидностью» «хорошеньких», есть
одно из самых глубоких и подлинных мистических самоощущений.
Согласно
одному мнению, весьма влиятельному и в христианстве, под влиянием греха существенно извратилась как душа, так и
тело, причем у него появились совершенно новые функции и соответствующие им органы, именно пола и пищеварения.
Каждая часть его вселенского организма соответствует определенной сефире, по образу его сотворен организм и земного человека, его
тело [В
одной из позднекаббалистических схем установляется следующее соответствие а) имен Божиих, б) чинов ангельских, в) небесных сфер, г) частей
тела, д) заповедей: 1.
Человек состоит из членов; каждый из его членов имеет свой ранг;
один необходим для жизни, другой просто полезен, а все члены в соединении образуют
одно тело.
Также и во вселенной: она состоит из членов разных рангов, а все эти члены образуют
одно тело» (Sepher ha Zohar, trad. par.
Стало быть, когда супруги соединяются, они образуют только
одно тело и
одну душу; правая сторона тогда соединена с левою соответственным образом» — Zohar, I, 91b (I. de Pauly, I, 520–521).
Ева присутствует уже в духе и
теле Адамовом, чем и обосновывается тайна брака: два — едино и в
одну плоть.
Ева не могла остаться в качестве
одной лишь идеальной возможности внутри Адама, ибо тогда он не ощутил бы ее как телесность, а через то не опознал бы и своего собственного
тела.
Но когда приходит время брака, Святой Благословенный, знающий все духи и души, соединяет их (браком), как они были и раньше, и затем они образуют
одно тело и
одну душу.
Тем, что душа человека имеет ум, слово и дух, оживляющий
тело, она
одна и более, чем бестелесные ангелы, является сотворенной Богом по Его образу».
И самое различие и противопоставление иудеев и языков только до времени и упразднено Крестом: «Христос есть мир наш, соделавший из обоих
одно — ποιήσας τα αμφότερα εν — и разрушивший стоявшую посреди преграду, упразднив вражду Плотию Своею, а закон заповедей учением, дабы из двух создать в себе самом
одного — τους δύο κτίση εν αϋτφ είς ένα, нового человека, устрояя мир и в
одном теле примирить обоих — τους αμφότερους εν ένΐ σώματι — с Богом посредством креста, убив вражду на нем» (Ефес. 2:24-6).
При этом заранее исключается возможность того, что душа, прошедшая чрез врата смерти, вообще не может возвратиться в отжившее и разрушенное смертью
тело и его собою оживить, ибо и она потеряла способность оживлять
тело, а не
одно только
тело утратило силу жизни; что поэтому воскрешение отцов сынами вообще невозможно, раз душа сама должна воскресить свое
тело или получить от Бога для того силу, и никто другой не может ее в том заменить.
Иначе говоря, смерть, в которой Федоров склонен был вообще видеть лишь род случайности и недоразумения или педагогический прием, есть акт, слишком далеко переходящий за пределы этого мира, чтобы можно было справиться с ней
одной «регуляцией природы», методами физического воскрешения
тела, как бы они ни были утонченны, даже с привлечением жизненной силы человеческой спермы в целях воскрешения или обратного рождения отцов сынами (на что имеются указания в учении Федорова).
11:11.] — эти слова Господа суть не
одна аллегория, они указывают и на особый характер Лазаревой смерти, более подобной сну, временной остановке жизни, нежели окончательному разлучению
тела и души*.
Бессмертие не есть только отсутствие смерти или
одно ее устранение, нечто отрицательное, оно есть положительная сила, связанная с духовностью
тела, при которой дух совершенно овладевает плотию и ее проницает; тем и упраздняется материя, источник смерти и смертности.
Напротив, мистической органичностью человека полагается начало не равенства, но различения, иерархического строения: «
тело не из
одного члена, но из многих.
Положительная же ориентация христианства в вопросах общественности исчерпывается началами этики, между тем
одна только этика отнюдь не выражает собой религиозного понимания вопроса (как геометрия, имеющая дело только с формою, не удовлетворяет потребности в целостном познании
тела).
Неточные совпадения
По правую сторону его жена и дочь с устремившимся к нему движеньем всего
тела; за ними почтмейстер, превратившийся в вопросительный знак, обращенный к зрителям; за ним Лука Лукич, потерявшийся самым невинным образом; за ним, у самого края сцены, три дамы, гостьи, прислонившиеся
одна к другой с самым сатирическим выраженьем лица, относящимся прямо к семейству городничего.
Мычит корова глупая, // Пищат галчата малые. // Кричат ребята буйные, // А эхо вторит всем. // Ему
одна заботушка — // Честных людей поддразнивать, // Пугать ребят и баб! // Никто его не видывал, // А слышать всякий слыхивал, // Без
тела — а живет оно, // Без языка — кричит!
Проходит и еще
один день, а градоначальниково
тело все сидит в кабинете и даже начинает портиться.
Начались подвохи и подсылы с целью выведать тайну, но Байбаков оставался нем как рыба и на все увещания ограничивался тем, что трясся всем
телом. Пробовали споить его, но он, не отказываясь от водки, только потел, а секрета не выдавал. Находившиеся у него в ученье мальчики могли сообщить
одно: что действительно приходил однажды ночью полицейский солдат, взял хозяина, который через час возвратился с узелком, заперся в мастерской и с тех пор затосковал.
Таким образом он достиг наконец того, что через несколько лет ни
один глуповец не мог указать на
теле своем места, которое не было бы высечено.