Неточные совпадения
«Это чудо есть
единое, которое есть не существующее (μη öv), чтобы не получить
определения от другого, ибо для него поистине не существует соответствующего имени; если же нужно его наименовать, обычно именуется
Единым… оно трудно познаваемо, оно познается преимущественно чрез порождаемую им сущность (ουσία); ум ведет к сущности, и его природа такова, что она есть источник наилучшего и сила, породившая сущее, но пребывающая в себе и не уменьшающаяся и не сущая в происходящем от нее; по отношению к таковому мы по необходимости называем его
единым, чтобы обозначить для себя неделимую его природу и желая привести к единству (ένοΰν) душу, но употребляем выражение: «
единое и неделимое» не так, как мы говорим о символе и единице, ибо единица в этом смысле есть начало количества (ποσού άρχαί), какового не существовало бы, если бы вперед не существовала сущность и то, что предшествует сущности.
Единое, вселикое, безусловное НЕ, — абсолютное НЕ, — таково содержание отрицательного (апофатического) богословия Дионисия Ареопагита. И несмотря на явную близость с неоплатонизмом, он идет дальше и судит радикальней Плотина. Ибо, как мы уже знаем, Плотин, идя апофатическим путем, все еще оставляет понятие
единого как
определение абсолютного, между тем у Дионисия, в апофатическом аспекте, оно не есть ни
единое, ни единство, но есть полное и окончательное НЕ-кто и НЕ-что.
Однако основы всего того, что Бог создал в себе самом, т. е. Отец в Сыне, составляют в Нем нераздельно
единое; они не позволяют
определения своеобразных составных частей своеобразными различиями или случайными
определениями, ибо они допускают их только в действиях, а не в себе самих.
Отсюда все, что порождает различие родов, видов, что создает разницы и свойства, все, что существует в возникновении, гибели, изменении и перемене, — есть не сущность, не бытие, но состояние и
определение сущности и бытия, а это последнее есть
единый бесконечный, неподвижный субстрат, материя, жизнь, душа, истинное и доброе.
Потому неплохо звучит мнение Гераклита, утверждавшего, что все вещи суть
единое, которое в силу переменчивости имеет все вещи в себе; а так как все формы находятся в нем, то к нему соответственно этому относятся и все
определения, а настолько справедливы и противоречащие друг другу положения.
Апории, возникающие при
определении соотношения между
единым абсолютным универсом и относительным бытием, вскрылись бы с еще большей ясностью, если бы Бруно перешел к выяснению природы человеческой личности и индивидуального духа, который во имя последовательности тоже пришлось бы признать акциденцией, модусом или феноменом
единой субстанции (к каковому аперсонализму и приводит обыкновенно логика пантеизма).
Если можно так выразиться, софийное время есть
единый, сложный и слитный, хотя не сверхвременный, однако надвременный акт: это есть вечное время, можно было бы сказать, не боясь contradictio in adiecto [Противоречие в
определении (лат.).], на самом деле только кажущейся, поскольку вечность обозначает здесь лишь качество времени, его синтезированность [Не об этой ли «вечности» говорится в Евангелии: «…и идут сии в муку вечную, праведницы же в живот вечный» (Мф. 25:46).].
Это умножение ипостасей, по
определению Божию, должно совершаться через сочетание полов: в чреслах первой человеческой пары находится начало
единой цепи человеческих существ, связывающей их в одну семью.
Павел дает такое
определение языческих богов: «мы знаем, что идолы в мире ничто и что нет иного Бога, кроме
Единого.