Неточные совпадения
Мне очень досадно, что я не в Михайловском театре. Деверия должна нынче канканировать. В прошлую субботу я так хохотала. Старик Верне пресмешно
был одет в солдатский мундир и красные панталоны. В пятой фигуре он выделывал соло… Недавно я видела Лелеву: давали"Десять невест". После французов это — детские танцы. Мне бы хотелось увидать настоящий, канкан. А где его увидишь? Поехать на пикник… Или попасть к Огюсту, когда приедут
мужчины с француженками?
Степа поделом их называет идиотами. Ну что может
быть отвратительнее Паши Узлова? Какое животное! Я не знаю отчего, но когда он ко мне подходит, точно какая гадина подползет. Этаких людей женщинам совсем не следует и принимать. Как-то я с ним танцевала мазурку. Что он такое мне говорил!
Есть книжечка:"Un million de calembours"; [«Миллион каламбуров» (фр.).] так он оттуда все выкрадывает. И ржет, как какая-нибудь лошадь, после каждой глупости. Я еще удивляюсь, как мы рукава не кусаем с такими
мужчинами.
Боже мой, как противно! Я все прощу и
мужчине, и женщине: самую гадкую безнравственность; но только не это вранье! И
есть ведь дураки: начинают верить, что действительно женщина принесла им жертву, что на них накинута петля и нужно им на веки вечные поступить в крепостное услужение к своим любовницам. Не знаю, много ли их, этаких идиотов; но если бы они не водились, и женщины перестали бы манериться!!!
Начать с того, когда я решилась ехать, вопрос: как одеться? — остановил меня. Если там все
будут одни
мужчины, надо надеть темное платье, даже черное. Недурно показать полное презрение к замарашкам-сочинителям. Да и потом, явитесь вы в хорошеньком туалете и вдруг ни один из этих уродов не догадается даже надеть белый галстук? А если там
будут и женщины? Я очень волновалась.
В прошлом году, когда у Софи
были jours fixes [журфиксы; установленное время приемов (фр.).], как раз в дни маскарадов, к часу все
мужчины улизнут. А зевать начинают с одиннадцати. Они прямо говорят, что им в миллион раз веселее с разными Blanche и Clémence.
Теснота и давка ужаснейшая. Я сделала глупость, что поехала одна. Мне стало очень неловко. Я спросила у капельдинера, где можно взять ложу. Достала я билет. Все бельэтажи
были уже заняты. Мне пришлось засесть в ложу первого яруса. Сидеть одной Бог знает на что похоже. Рядом — невозможные маски с пьяными
мужчинами… Что делать? Я покорилась своей участи.
Мне сделалось страшно. Так вот они чем привлекают
мужчин, эти француженки? Дерутся, как кучера? Но мне пришлось насмотреться и еще кой на что. Когда я пошла вниз, по зале, к тому месту, где
поют Декершенки, я заметила, что толпа расступается, и кто-то юлит из одной стороны в другую.
Но будто им весело? — спрашивала я себя. По крайней мере три четверти
мужчин сидят, выпуча глаза, или стоят и глупо улыбаются. Я ни к кому не подходила, и на меня никто не обратил внимания: я
была уж очень укутана. На танцы мне не хотелось смотреть. Говорят, что это все наемные танцоры. Из ложи я заметила только одного пьеро. Наверно, куафер. Он меня рассмешил, очень уж ломался, и руками, и ногами…
Они все там святоши: ходят на цыпочках, говорят тихо-претихо, жмут друг другу руки и возводят очи горе.
Есть и молодые люди. Я думала, что
будут самые настоящие спириты, семейство Никсов и Иксов… Но ни одного Никса не
было что-то. У них, верно, особое общество… И такие уж постные рожи у
мужчин, что даже противно.
Это ее, может
быть, кто-нибудь ненарочно схватил под столом… Если
мужчина, не поздравляю.
Я это понимаю. Я даже одобряю это. Как же бы они стали говорить со своими покойниками, если б их сердце
было отдано другому? Да и как вообще можно повторять одно и то же двум
мужчинам: сначала одному повеситься на шею, замереть, клясться и божиться в бесконечной любви, потом и с другим тем же порядком?
Есть, я думаю, барыни… до двух десятков доходили!
Нужно найти другие гостиные, где вы сначала, может
быть, поскучаете, но потом
будете окружены, что касается до
мужчин, всем, что у нас только
есть лучшего, comme lumières et jargon [и познаниями, и жаргоном (фр.).].
— Вы смиритесь, — укрощал меня Домбрович. — Если она
будет с вами хороша, вы тогда разглядите ее ближе, она интереснейший субъект. Вы должны сразу помириться с ее манерой. Но в этом-то и заключается вся сласть. Поверьте мне: кто не бывал здесь в воскресенье,
мужчина ли, барыня ли, тот, как бы вам это сказать… не имеет точки опоры.
Ну, а когда не о чем
будет больше говорить? Ведь настает всегда такая минута. Что ж мы
будем с ним делать? Я ведь могу к нему привыкнуть. Он все повторяет: я старик, я старик. Вовсе он не так стар, да о летах
мужчины сейчас и забываешь. Привлекает собственно ум. Вкусивши сладкого, горького не захочешь. После Домбровича не пойду же я хихикать с Кучкиным. Предоставляю это удовольствие Софи…
— Марья Михайловна, — начал он так спокойно, что вся моя злость против него вернулась в одну минуту, — я пришел возвратить вам записочку, которую получил вчера. Послать ее назад по почте же, без письменного объяснения,
было бы нехорошо. Я рассудил сам принести… Когда вы успокоитесь, вы
будете, конечно, мне благодарны. Никогда не нужно оставлять в руках
мужчины каких бы то ни
было бумажек.
Как это странно, что
мужчина объяснил мне в первый раз, в чем заключается
суть (Домбрович так выразился) уменья одеваться.
Танцоры знают, что вдовой я
буду больше танцовать, beaux-esprits, что я
буду больше врать с ними, старикашки также, а барыни, кто принимает, смотрят на меня как на шикарную женщину, знают, что на каждый бал, где я, притащится целая стая
мужчин.
— Погоди. У тебя это
было бы слишком пресно. Одних
мужчин нельзя; с барынями выйдет глупый soirée causante… Это вовсе не то, что ты думаешь.
— Да-с, милостивые государыни, мы все вас просим благосклонно выслушать наше коллективное предложение. Мы решили, что нас
будет пять
мужчин и пять женщин. Десять — такая круглая и приятная цифра. Не правда ли?
— Красавица вы моя, душончик вы мой, если б я
была мужчина, я бы вас уж отбила у сочинителя-то. Заведите себе помоложе!
От письменного вранья мы перешли к простому. Мы заставили каждого из
мужчин рассказать про свою первую любовь. Сколько
было смеху! Все, лет по шестнадцати, потеряли свою невинность. Домбрович рассказал историю, где выставил себя совершенно Иосифом Прекрасным.
Ужинать мы сели раньше обыкновенного.
Пели мы все хором.
Мужчины предлагали невозможные тосты.
Сквозь винные пары (шампанского мы ужасно
выпили) раздавался шумный хохот
мужчин, крики, взвизгиванья, истерический какой-то смех, и во всей комнате чад, чад, чад!
— Ну, так сделай ты для меня одну вещь. Я высохла, я сделалась черства, болтаясь между скверными
мужчинами и глупыми барынями. Мне забыть нужно, Степа, что существуют на свете
мужчины. Меня надо толкнуть туда, где женская любовь обращена на все то, что
есть самого святого на свете! И чтоб сейчас же от меня потребовали, как бы это сказать… de la résignation [безропотности (фр.).], жертв, чтоб я тратила каждый день все, что у меня только осталось в душе человеческого!..
— Да ты не жантильничай! Я себе никогда не прощу, если ты, поживя здесь в Петербурге, уедешь, оставшись для меня таким же сфинксом, как и в первый день. Я понимаю, что все хорошие слова о возрождении женщины
будут до тех пор словами, пока мы, бабы, хоть сколько-нибудь не сольемся с вашими целями. А ты ведь у меня первый номер в
мужчинах!
— Вот тут-то и нужен
будет ваш cousin. Эта женщина очень хитрая. К ней не следует являться сразу. Надо многое узнать… И для этого лучше поручить
мужчине…
Что это со мной за шутки шутит судьба. Чуть
мужчина обратил на себя внимание, чем бы то ни
было, и сейчас же я начинаю наталкиваться на него.
Из трех
мужчин, с которыми меня столкнула судьба в этом году, один
был совратитель, другой — примиритель, ну, а третий?
"Безумная!.." — закричат
мужчины. Ошибаетесь, милые мои друзья, доктринеры и остроумцы, не угодно ли вам прочесть все ее письма, вплоть до предсмертного… Ни одной строчки не найдете вы бессвязной… Все в порядке. У нее
была только своя логика, не ваша!..
Неточные совпадения
«Не все между
мужчинами // Отыскивать счастливого, // Пощупаем-ка баб!» — // Решили наши странники // И стали баб опрашивать. // В селе Наготине // Сказали, как отрезали: // «У нас такой не водится, // А
есть в селе Клину: // Корова холмогорская, // Не баба! доброумнее // И глаже — бабы нет. // Спросите вы Корчагину // Матрену Тимофеевну, // Она же: губернаторша…»
«Она
была привлекательна на вид, — писалось в этом романе о героине, — но хотя многие
мужчины желали ее ласк, она оставалась холодною и как бы загадочною.
К сожалению, летописец не рассказывает дальнейших подробностей этой истории. В переписке же Пфейферши сохранились лишь следующие строки об этом деле:"Вы,
мужчины, очень счастливы; вы можете
быть твердыми; но на меня вчерашнее зрелище произвело такое действие, что Пфейфер не на шутку встревожился и поскорей дал мне принять успокоительных капель". И только.
— Вы должны ее любить. Она бредит вами. Вчера она подошла ко мне после скачек и
была в отчаянии, что не застала вас. Она говорит, что вы настоящая героиня романа и что, если б она
была мужчиною, она бы наделала зa вас тысячу глупостей. Стремов ей говорит, что она и так их делает.
— Здесь столько блеска, что глаза разбежались, — сказал он и пошел в беседку. Он улыбнулся жене, как должен улыбнуться муж, встречая жену, с которою он только что виделся, и поздоровался с княгиней и другими знакомыми, воздав каждому должное, то
есть пошутив с дамами и перекинувшись приветствиями с
мужчинами. Внизу подле беседки стоял уважаемый Алексей Александровичем, известный своим умом и образованием генерал-адъютант. Алексей Александрович зaговорил с ним.