Неточные совпадения
Эта незыблемая, непоколебимая вера в то, что
истина дана в мистическом восприятии, что нельзя двигаться, нельзя подниматься, не имея под собой твердыни божественного, не имея благодатной помощи,
будучи оставленным и покинутым, от вселенской души отрезанным, определяет характер изложения этой книги.
Человек имеет не право, а обязанность
быть глашатаем высшей полноты
истины, т. е. говорить он прежде всего должен что-то, а не только о чем-то.
Но религиозный синтез не может
быть дан лишь в конце, лишь в результате аналитико-дифференцирующего процесса, лишь для будущих поколений, он дан и в начале, дан для всех живших и живущих, дан как
истина, хранимая вселенской Церковью, как древняя мудрость.
В христианстве
истина открывается младенцам, а не мудрым, и гнозис
есть плод религиозной жизни.
В
истине Христовой
есть божественная простота.
Даже великий Ориген, поскольку он уклонялся от вселенской
истины Церкви,
был интеллектуалистом и рационалистом, впадал в ложный гностицизм.
Философия не может и не должна
быть богословской апологетикой, она открывает
истину, но открыть ее в силах лишь тогда, когда посвящена в тайны религиозной жизни, когда приобщена к пути
истины.
Философия, т. е. раскрытие разумом вселенской
истины, не может
быть ни только индивидуальным, ни только человеческим делом, она должна
быть делом сверхиндивидуальным и сверхчеловеческим, т. е. соборным, т. е. церковным.
Вот почему религиозное восстановление духовной цельности в познании
есть не порабощение познающего разума, а его освобождение, раскрытие ему путей к
истине, к бытию.
Но свободно должна сознать философия, что служить
истине она может лишь тогда, когда
будет иметь религиозное питание, когда «опыт» ее
будет обширнее и глубже того, которым пользуется рационализм, позитивизм и критицизм.
Истина — живая,
истина есть также путь и жизнь.
Философия должна
быть свободной, должна искать
истину, но именно свободная философия, философия свободы приходит к тому, что лишь религиозно, лишь жизни цельного духа дается
истина и бытие.
[Скоро, скоро настанут времена, когда наука восстановит в своих правах многие
истины алхимии, астрологии, магии, когда реабилитированы
будут знания средневековья и Возрождения.]
Что в эмпиризме заключена огромная и неопровержимая часть
истины, об этом почти не может
быть спора.
В этом только смысле можно сказать, что всякая теория познания имеет онтологический базис, т. е. не может уклониться от утверждения той
истины, что познание
есть часть жизни, жизни, данной до рационалистического рассечения на субъект и объект.
Что три и один — одно, эта
истина не вмещается дискурсивным мышлением, но вмещается интуитивным мышлением, свободным от власти ограниченного бытия, в котором ничто не может
быть разом три и один, а должно
быть или три или один.
Вообще нужно сказать, что в теории научного знания Маха
есть большая доля
истины, бóльшая, чем в неокантианстве.
Вот
истина, которая не
была достаточно постигнута германским идеализмом, так много сделавшим для утверждения идеи универсального разума, но воспринявшим и впитавшим протестантский индивидуализм.
Баадера: познавать
истину значит
быть истинным.
Но
истину нужно заслужить, и потому познание
истины есть подвиг цельной жизни духа,
есть творческое совершенствование бытия.
Откуда известно, что
истина всегда может
быть доказана, а ложь всегда может
быть опровергнута?
Доказательность
есть один из соблазнов, которым мы ограждены от
истины.
Достижение
истины, просветление всегда
есть творческая активность познающего, путем которой он приобщается к мировому, соборному разуму.
Истина не
есть отвлеченная ценность, ценность суждения.
Поэтому знать
истину значит
быть истинным.
Познание
истины есть перерождение, творческое развитие, посвящение во вселенскую жизнь.
Познание
истины есть посвящение в тайны бытия.
Должен
быть восстановлен и на незыблемых основаниях утвержден реалистический тезис относительно бытия, реалистический критерий
истины и реалистическое понимание процесса познания.
«Если
истина есть не копия действительности, не символическое воспроизведение ее и не явление ее, сообразное с законами познавательной деятельности, а сама действительность в дифференцированной форме, то критерием
истины может
быть только наличность самой познаваемой действительности, наличность познаваемого бытия в акте знания.
Истина есть обладание реальным предметом, и знание Бога
есть присутствие Его в нас.
И мифологичность книги Бытия не
есть ложь и выдумка первобытного, наивного человечества, а
есть лишь ограниченность и условность в восприятии абсолютной
истины, предел ветхого сознания в восприятии откровения абсолютной реальности.
В этом,
быть может, тайна всякого мифа, который всегда заключает в себе часть
истины, за которым всегда скрывается некоторая реальность.
Родовые религии сделали возможными первые стадии человеческой истории; в них открылись элементарно необходимые
истины; но откровения о личности и ее идеальной природе в них не
было еще, не настало еще для этого время.
Христианство
есть эпоха отрицания греховного мира, смерти его с Христом-Искупителем,
есть антитезис, и этим определяется кажущаяся односторонность и неполнота христианской
истины.
Вера в миссию России
есть вера, она не может
быть доказана, это не научная
истина.
Идея всеобщего спасения, очень притягательная и заключающая в себе долю
истины, легко превращается в злой соблазн, когда она понимается в смысле спасения не только полноты бытия, но и самого зла, которое
есть небытие.
Все, что я
буду говорить, направлено к обнаружению той
истины, что христианство
есть религия свободы, т. е. что свобода
есть содержание христианства,
есть материальный, а не формальный принцип христианства.
Путь
истины и
есть путь свободы во Христе, ибо Сын освобождает.
В церкви и в вере дана абсолютная
истина и абсолютная жизнь, и именно поэтому сфера церковной жизни должна
быть отграничена от государства и от знания как сфер принудительных и неабсолютных.
Никогда еще мы не
были так близки к окончательному осознанию той религиозной
истины, что не только Церковь как живая историческая плоть — мистична, но что мистична и сама история с ее иррациональной плотью, и сама культура — мистична.
Давно уже
было замечено, что во всех ересях
есть доля
истины, но дробная, оторванная от полноты, утвержденная в исключительности и односторонности.
Литургические красоты церкви, католической и православной, должны
были бы убедить в той
истине, что между христианской религией и культурой существует не антагонизм и противоречие, как теперь любят говорить, а глубокая связь и причинно-творческое соотношение.