— «Любовь к уравнительной справедливости, к общественному добру, к народному благу парализовала любовь к истине, уничтожила интерес к ней». «Что
есть истина?» — спросил мистер Понтий Пилат. Дальше! «Каковы мы есть, нам не только нельзя мечтать о слиянии с народом, — бояться его мы должны пуще всех казней власти и благословлять эту власть, которая одна, своими штыками, охраняет нас от ярости народной…»
Неточные совпадения
— В этом
есть доля
истины, — так же тихо ответила мать.
Было несколько похоже на гимназию, с той однако разницей, что учителя не раздражались, не кричали на учеников, но преподавали
истину с несомненной и горячей верой в ее силу.
— Нет людей, которым
истина была бы нужна ради ее самой, ради наслаждения ею. Я повторяю: человек хочет
истины, потому что жаждет покоя. Эту нужду вполне удовлетворяют так называемые научные
истины, практического значения коих я не отрицаю.
— Возможно, что все это красиво, но это — не
истина. Неоспоримая
истина никаких украшений не требует, она — проста: вся история человечества
есть история борьбы классов.
— «Людей, говорит, моего класса, которые принимают эту философию истории как
истину обязательную и для них, я, говорит, считаю ду-ра-ка-ми, даже — предателями по неразумию их, потому что неоспоримый закон подлинной истории — эксплоатация сил природы и сил человека, и чем беспощаднее насилие — тем выше культура». Каково, а? А там — закоренелые либералы
были…
У них
есть свой, издревле налаженный распорядок жизни; их предрассудки — это старые
истины, живучесть которых оправдана условиями быта, непосредственной близостью к темной деревне.
— Почтеннейший страховых дел мастер, — вот забавная штука: во всех диких мыслях скрыта некая доза
истины! Пилат, болван, должен бы знать:
истина — игра дьявола! Вот это и
есть прародительница всех наших
истин, первопричина идиотской, тревожной бессонницы всех умников. Плохо спишь?
«В этом
есть доля
истины — слишком много пошлых мелочей вносят они в жизнь. С меня довольно одной комнаты. Я — сыт сам собою и не нуждаюсь в людях, в приемах, в болтовне о книгах, театре. И я достаточно много видел всякой бессмыслицы, у меня
есть право не обращать внимания на нее. Уеду в провинцию…»
Гоголь и Достоевский давали весьма обильное количество фактов, химически сродных основной черте характера Самгина, — он это хорошо чувствовал, и это тоже
было приятно. Уродливость быта и капризная разнузданность психики объясняли Самгину его раздор с действительностью, а мучительные поиски героями Достоевского непоколебимой
истины и внутренней свободы, снова приподнимая его, выводили в сторону из толпы обыкновенных людей, сближая его с беспокойными героями Достоевского.
«У него тоже
были свои мысли, — подумал Самгин, вздохнув. — Да, “познание — третий инстинкт”. Оказалось, что эта мысль приводит к богу… Убого. Убожество. “Утверждение земного реального опыта как
истины требует служения этой
истине или противодействия ей, а она, чрез некоторое время, объявляет себя ложью. И так, бесплодно, трудится, кружится разум, доколе не восчувствует, что в центре круга — тайна, именуемая бог”».
«
Истина с теми, кто утверждает, что действительность обезличивает человека, насилует его.
Есть что-то… недопустимое в моей связи с действительностью. Связь предполагает взаимодействие, но как я могу… вернее: хочу ли я воздействовать на окружающее иначе, как в целях самообороны против его ограничительных и тлетворных влияний?»
Сектанты они до поры, покамест мужики, а становясь купцами, забывают о своих разноречиях с церковью, воинствующей за
истину, то
есть — за власть.
—
Истина буддизма в аксиоме: всякое существование
есть страдание, но в страдание оно обращается благодаря желанию. Непрерывный рост страданий благодаря росту желаний и, наконец, смерть — убеждают человека в иллюзорности его стремления достигнуть личного блага.
— Аминь! Но — черт с ней, с
истиной, я все-таки
буду жить.
Буду, наперекор всем
истинам…
— Меньшиков, — назвал его Тагильский, усмехаясь. — Один из крупнейших в лагере мошенников пера и разбойников печати, как знаете, разумеется. В словаре Брокгауза о нем сказано, что,
будучи нравственно чутким человеком, он одержим искренним стремлением познать
истину.
Неточные совпадения
— Послали в Клин нарочного, // Всю
истину доведали, — // Филиппушку спасли. // Елена Александровна // Ко мне его, голубчика, // Сама — дай Бог ей счастие! // За ручку подвела. // Добра
была, умна
была,
Стародум. А! Сколь великой душе надобно
быть в государе, чтоб стать на стезю
истины и никогда с нее не совращаться! Сколько сетей расставлено к уловлению души человека, имеющего в руках своих судьбу себе подобных! И во-первых, толпа скаредных льстецов…
Правдин. Вы говорите
истину. Прямое достоинство в человеке
есть душа…
Очевидно, стало
быть, что Беневоленский
был не столько честолюбец, сколько добросердечный доктринер, [Доктринер — начетчик, человек, придерживающийся заучен — ных, оторванных от жизни
истин, принятых правил.] которому казалось предосудительным даже утереть себе нос, если в законах не формулировано ясно, что «всякий имеющий надобность утереть свой нос — да утрет».
Положа руку на сердце, я утверждаю, что подобное извращение глуповских обычаев
было бы не только не полезно, но даже положительно неприятно. И причина тому очень проста: рассказ летописца в этом виде оказался бы несогласным с
истиною.