Неточные совпадения
Очень характерно, что не только в русской народной религиозности и у представителей старого русского благочестия, но и у атеистической интеллигенции, и у многих русских писателей чувствуется все тот же трансцендентный дуализм, все то же признание
ценности лишь сверхчеловеческого совершенства и недостаточная оценка совершенства
человеческого.
Достижение этих
ценностей предполагает бесконечно большое углубление и расширение, т. е. еще очень сложный и длительный катастрофический процесс в
человеческой жизни, предполагает переход от исключительно социологического мироощущения к мироощущению космическому.
Полякам всегда недоставало чувства равенства душ
человеческих перед Богом, братства во Христе, связанного с признанием бесконечной
ценности каждой
человеческой души.
С точки зрения сострадания к людям и
человеческим поколениям, боязни боли и жестокости, лучше оставаться в старой системе приспособления, ничего не искать, ни за какие
ценности не бороться.
Весь вопрос в том, отстаиваются ли в войне какие-нибудь
ценности, более высокие, чем
человеческое благополучие, чем покой и удовлетворенность современного поколения?
Но это не гуманизм эпохи Возрождения, это — гуманизм, доведенный в XIX веке до своих последних выводов, соединившийся с позитивизмом, отвергнувший все
ценности, кроме
человеческого блага.
Тот взгляд на жизнь, который я называю историческим лишь в противоположность частному и который, в сущности, религиозный, —
ценности ставит выше блага, он принимает жертвы и страдания во имя высшей жизни, во имя мировых целей, во имя
человеческого восхождения.
Совершенно «буржуазен» и гуманитарный социализм, поскольку он признает лишь гедонистические
ценности и отвращается от всякого жертвенного, страдальческого пути
человеческого восхождения к высшей жизни, поскольку исповедует религию количеств, а не качеств.
Тогда лишь правда демократии, правда
человеческого самоуправления, соединится с правдой духа, с духовными
ценностями личности и народа.
Всякая качественная
ценность уже показывает, что в
человеческом пути есть то, что выше человека.
Революции обнаруживают и высоту
человеческой природы, страстное увлечение идеей лучшего строя жизни, способность к жертвенности, забвение эгоистических интересов, — и жестокость, неблагодарность, истребление высоких духовных
ценностей.
Для темы об иерархии
ценностей огромное и фатальное значение имело признание экономики предпосылкой всей
человеческой жизни.
Экономика лишь необходимое условие и средство
человеческой жизни, но не цель ее, не высшая
ценность и не определяющая причина.
Все высшее в
человеческой жизни, чем только и определена ее
ценность, для материалиста должно быть иллюзией сознания, которую нужно изобличать.
Трагизм
человеческой жизни прежде всего не в конфликте добра и зла, а в конфликте положительных
ценностей.
Неточные совпадения
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности
человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению человека, к обогащению своей жизни
ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…
Я, в сущности, всегда думал, что христианство было искажено в угоду
человеческим инстинктам, чтобы оправдать свое уклонение от исполнения заветов Христа, свое непринятие христианской революции, христианского переворота
ценностей!
Тема об отношении к
человеческой культуре, к культурным
ценностям и продуктам есть уже вторичная и производная.
Для него верховная
ценность, которой ни для чего нельзя пожертвовать, —
человеческая личность.
Верховной
ценностью для него была свободная
человеческая личность, и он наивно связывал это с материалистической и утилитарной философией.