Неточные совпадения
Великая ложь и страшная ошибка религиозного и нравственного суждения — оставлять
человека в низинах этого «мира» во имя послушания последствиям
греха.
Отъединенная подавленность сама по себе есть уже
грех против Божественного призвания
человека, против зова Божьего, Божьей потребности в
человеке.
В обычном христианском сознании истина о человеке-микрокосме задавлена чувством
греха и падения
человека.
Лишь богоусыновление
человека, совершенное Христом, восстановление Христом человеческой природы, поврежденной
грехом и отпадением, раскрывает тайну о
человеке и его первородстве, тайну лика человеческого.
В святоотеческом христианстве был монофизитский уклон, робость в раскрытии человеческой природы Христа, а потому и божественной природы
человека, подавленность
грехом и жаждой искупления
греха.
Антропология эта все еще слишком подавлена сознанием падения
человека, она учит о страстях
человека и об избавлении от
греха.
Второй евангельский завет Бога и
человека имеет прямое отношение лишь к искуплению
греха через божественную любовь и благодать.
Абсолютная христологическая истина одной своей стороной обращена к искуплению
греха и спасению от зла, другой же своей стороной обращена к положительному, творческому призванию
человека, открывает христологию
человека.
Евангельский аспект Христа как Бога, приносящего себя в жертву за
грехи мира, еще не раскрывает творческую тайну
человека.
Закон начинает борьбу со злом и
грехом, искупление завершает эту борьбу, в творчестве же свободном и дерзновенном призван
человек творить мир новый и небывалый, продолжать творенье Божье.
Как существо падшее, порабощенное последствиям
греха и попавшее во власть необходимости,
человек должен пройти через тайну искупления, должен в мистерии искупления восстановить свою богоподобную природу, вернуть себе утерянную свободу.
Экономический материализм — самая совершенная и крайняя философия
греха, философия
человека, не искупившего
грех и ведающего лишь закон.
Цель
человека не спасение, а творческое восхождение, но для творческого восхождения нужно спасение от зла и
греха.
Христос, распятый за
грехи мира при Понтии Пилате, и Христос Грядущий, который явится во славе, — один и тот же Христос, Абсолютный
Человек, и в Нем раскрывается тайна о
человеке.
По этому ветхому сознанию в здешнем мире удел
человека лишь искупление
греха, изживание
греха, творчество же будет возможно лишь на том свете, да и то еще неизвестно, так как «тот свет» представляется статически, а не динамически.
Сам Бог, отдавший на растерзание своего единородного Сына, искупает
грех человека, и ждет Он, что
человек, приобщенный к мистерии искупления, совершит свободный подвиг творчества, осуществит свое положительное назначение.
Человек, искупающий свой
грех, как бы хочет, чтобы его человеческая природа перестала существовать, чтобы существовала одна лишь божественная природа.
Эта печать
греха и связанной с ним необходимости лежит на всей культуре, в ней невыразим творческий дух
человека.
Творческая природа
человека обессилена падением и
грехом, она попала в рабство к необходимости.
Эта космичность
человека была придавлена
грехом, и она окончательно будет раскрыта лишь в творческую эпоху.
И в культуре своей, начиная с техники и хозяйства и кончая науками и искусствами,
человек как бы искупал свой
грех и творчество его не было теургично.
Победа над
грехом должна восстановить творческие силы
человека, вернуть творению динамику.
Христос — Абсолютный
Человек не открывает новых творческих возможностей, в Нем не продолжается творение, в Нем лишь искупается
грех, и через Него возвращается
человек в лоно Отца.
Свобода всечеловека — Адама не была еще соединена с свободой Абсолютного
Человека — Христа, и в ней скрывалось семя падения и
греха.
И обессиливающий
грех был все же знаком мощи
человека.
«Если преуспел он в посте, во бдении, в псалмопении, во всяком подвиге и во всякой добродетели, но на жертвеннике сердца его не совершено еще благодатию таинственной действие Духа, при полном ощущении и духовном упокоении: то все таковое чинопоследование подвижничества несовершенно и почти бесполезно; потому что
человек не имеет духовного радования, таинственно производимого в сердце» (с. 438).] и мистики говорят, что покаяние должно быть плодоносно, что покаяние не должно доводить до духовного отчаяния, ибо отчаяние — самый большой
грех.
Нельзя измерять христианства индивидуальным возрастом
человека, его индивидуальными заслугами, степенью его победы над
грехом.
А послушание последствиям
греха делает безопасной жизнь
человека в «мире».
Христианство твердо знает, что
люди рождают во
грехе, что греховно соединение полов в природном родовом порядке, и хочет ослабить, обезвредить
грех путем приспособления и послушания.
В эротике есть искупление полового
греха человека, искупление осуществленное и переходящее в творчество.
Канон в искусстве всегда есть задержка творческой энергии как необходимое приспособление к этому миру, как послушание последствиям
греха человека, задержка, не допускающая создания мира иного.
Момент искупления
греха в жизни
человека неизбежно связан с послушанием и смирением, с отречением от самоутверждения, с жертвой духовной гордыней.
Бессилие
человека искупить собственными природными силами
грех, обращение к помощи Искупителя есть бессилие падшей человеческой природы, бессилие разъединения с Богом.
В жизни моральной, как и в жизни познавательной, художественной, половой, новый
человек жаждет творить новую жизнь, а не только нести послушание последствиям
греха, не только приспособляться к условиям этого мира.
Всякое понижение ценности, качества, индивидуальности, творчества во имя средне-общего, количественного, во имя благополучия, устроения и распределения есть
грех перед Богом и перед божественным в
человеке.
Утилитарно-альтруистическая мораль не допускает восхождения
человека, слишком большого повышения качеств и ценностей индивидуальности, как
греха против «других».
Сплошная моралистическая возвышенность может быть
грехом против богатства творческой природы
человека, против полноты индивидуальной жизни, против смысла множественности.
В
человеке не только отрицательно должен быть изобличен законом и искуплен
грех, но и положительно должна раскрыться его творческая природа, его серафически-безгрешная, богоподобная природа.
Отрицание
греха гуманизмом не могло быть откровением серафически-безгрешной природы
человека, природы, предназначенной к творчеству.
В этом отрицании был новый
грех, закрывавший образ Божий в
человеке, ибо было отступничество от божественного в
человеке.
В сущности, старохристианский, православный и католический, угол зрения на мир исключает возможность борьбы со злом в мире, с неправдой и несправедливостью в миропорядке, ибо мирочувствие это признает лишь
грех и его роковые последствия, но не признает противостоящего
человека злу, несправедливости в земных положениях
людей, в строе жизни.
В христианстве был настоящий пафос послушания общественной неправде как справедливой каре за
грех людей, было почти нежелание, чтобы Божья правда осуществилась в земной общественности, и во всяком случае глубокое неверие в возможность этого осуществления.
В мистике было предварение творческой религиозной эпохи, как было и в других явлениях мировой культуры, но и в мистике нес
человек послушание последствиям
греха.
Грешный
человек жаждет раствориться в Божестве и в полной отрешенности от всего человеческого и личного погасить
грех и его горестные последствия.
Пантеистическая мистика не знает самобытной творческой энергии
человека, она не антропологична, для нее индивидуальность
человека есть
грех и отпадение и всякое достижение
человека есть действие самого Божества в отрешенности от всего человеческого.
Скрытые, оккультные силы
человека, потенциально всегда ему присущие, но подавленные
грехом, должны раскрыться, выявиться и направиться на творчество в природе.
В первую эпоху изобличается законом
грех человека и открывается природная божественная мощь; во вторую эпоху усыновляется
человек Богу и открывается избавление от
греха; в третью эпоху окончательно открывается божественность творческой человеческой природы и мощь божественная становится мощью человеческой.
Историческая Петрова церковь бессильна удовлетворить современного
человека, она не может справиться с его религиозной трагедией, она всегда отвечает не на то, о чем спрашивают, она утоляет не ту муку, лечит не те раны, она помогает спастись от
грехов младенческих, но ничего не в силах сделать с
грехами зрелыми, она не хочет знать нового в
человеке.
Откроется
человеку тайна, скрываемая от младенцев в эпоху опеки, — тайна о том, что послушание не есть последнее в религиозном опыте, а лишь временный метод, что в дерзновенном и жертвенном почине должна быть преодолена младенческая безопасность, что
грех будет окончательно побежден подвигом творчества.
Превращение Голгофской правды искупления в силу враждебную творческому откровению о
человеке есть
грех и падение человеческое, рождающее мировую религиозную реакцию, задержку всеразрешающего конца мира, создания нового неба и новой земли.
Неточные совпадения
Городничий. Да я так только заметил вам. Насчет же внутреннего распоряжения и того, что называет в письме Андрей Иванович грешками, я ничего не могу сказать. Да и странно говорить: нет
человека, который бы за собою не имел каких-нибудь
грехов. Это уже так самим богом устроено, и волтерианцы напрасно против этого говорят.
— Ваше сиятельство! да кто ж из нас, как следует, хорош? Все чиновники нашего города —
люди, имеют достоинства и многие очень знающие в деле, а от
греха всяк близок.
Феклуша. Нельзя, матушка, без
греха: в миру живем. Вот что я тебе скажу, милая девушка: вас, простых
людей, каждого один враг смущает, а к нам, к странным
людям, к кому шесть, к кому двенадцать приставлено; вот и надобно их всех побороть. Трудно, милая девушка!
Феклуша. Конечно, не мы, где нам заметить в суете-то! А вот умные
люди замечают, что у нас и время-то короче становится. Бывало, лето и зима-то тянутся-тянутся, не дождешься, когда кончатся; а нынче и не увидишь, как пролетят. Дни-то, и часы все те же как будто остались; а время-то, за наши
грехи, все короче и короче делается. Вот что умные-то
люди говорят.
Катерина. Поди от меня! Поди прочь, окаянный
человек! Ты знаешь ли: ведь мне не замолить этого
греха, не замолить никогда! Ведь он камнем ляжет на душу, камнем.