Неточные совпадения
В этом бесстыдство современной эпохи, но также и большое обогащение
знаний о
человеке.
Слишком большое
знание жизни и
людей печально.
Я стремился к общению, к новым
людям, к испытанию всего, к расширению своего
знания, к полноте, но это мало затрагивало духовное ядро моего существа.
Но уровень его
знаний по истории религии не был особенно высок, как и вообще у
людей того времени, которые мало считались с достижениями науки в этой области.
Люди часто замечали, что я как будто бы в них не нуждаюсь и, может быть, ни в ком не нуждаюсь, хотя всегда готов обогатить свое
знание.
Человек очень умный, с огромными
знаниями, он был интересен в спорах, но вносил разложение.
Он
человек с большими
знаниями и умственными интересами.
Только тем, что в такую неправильную семью, как Аннина, не пошла бы хорошая, Дарья Александровна и объяснила себе то, что Анна, с своим
знанием людей, могла взять к своей девочке такую несимпатичную, нереспектабельную Англичанку.
Но он уже чувствовал себя перенасыщенным, утомленным обилием
знания людей, и ему казалось, что пришла пора крепко оформить все, что он видел, слышал, пережил, в свою, оригинальную систему.
Мы с завистью посматривали на его опытность и
знание людей; его тонкая ироническая манера возражать имела на нас большое влияние. Мы на него смотрели как на делового революционера, как на государственного человека in spe. [в будущем (лат.).]
Знание есть доверие к ограниченному, земному кругозору; в акте научного
знания человек стоит на месте, с которого не все видно, виден лишь небольшой кусок.
Этот человек всего лучше мог служить доказательством, что не дальние путешествия, не университетские лекции, не широкий круг деятельности образуют человека: он был чрезвычайно опытен в делах, в
знании людей и к тому же такой дипломат, что, конечно, не отстал бы ни от Остермана, ни от Талейрана.
Неточные совпадения
Стародум. В одном. Отец мой непрестанно мне твердил одно и то же: имей сердце, имей душу, и будешь
человек во всякое время. На все прочее мода: на умы мода, на
знания мода, как на пряжки, на пуговицы.
Третий, артиллерист, напротив, очень понравился Катавасову. Это был скромный, тихий
человек, очевидно преклонявшийся пред
знанием отставного гвардейца и пред геройским самопожертвованием купца и сам о себе ничего не говоривший. Когда Катавасов спросил его, что его побудило ехать в Сербию, он скромно отвечал:
Место это, как и все такие места, требовало таких огромных
знаний и деятельности, которые трудно было соединить в одном
человеке.
Событие рождения сына (он был уверен, что будет сын), которое ему обещали, но в которое он всё-таки не мог верить, — так оно казалось необыкновенно, — представлялось ему с одной стороны столь огромным и потому невозможным счастьем, с другой стороны — столь таинственным событием, что это воображаемое
знание того, что будет, и вследствие того приготовление как к чему-то обыкновенному,
людьми же производимому, казалось ему возмутительно и унизительно.
«И разве не то же делают все теории философские, путем мысли странным, несвойственным
человеку, приводя его к
знанию того, что он давно знает и так верно знает, что без того и жить бы не мог? Разве не видно ясно в развитии теории каждого философа, что он вперед знает так же несомненно, как и мужик Федор, и ничуть не яснее его главный смысл жизни и только сомнительным умственным путем хочет вернуться к тому, что всем известно?»