Неточные совпадения
Способность испытывать боль присуща каждому живому существу, прежде всего
человеку, также животному, может быть по-иному, и растению, но не коллективным реальностям и не идеальным
ценностям.
Человек, человеческая личность есть верховная
ценность, а не общности, не коллективные реальности, принадлежащие миру объектному, как общество, нация, государство, цивилизация, церковь.
Отношение личности к сверхличным
ценностям может совершаться или в царстве объективации — и тогда легко порождается рабство
человека, — или в царстве экзистенциальном, в трансцендировании — и тогда порождается жизнь в свободе.
Она есть изначальная
ценность и единство, она характеризуется отношением к другому и другим, к миру, к обществу, к
людям, как отношением творчества, свободы и любви, а не детерминации.
Объективация универсальных
ценностей и порождает рабство
человека.
Человек, т. е. индивидуальное и по другой терминологии сингулярное, экзистенциальное человечества, человечество есть лишь
ценность всечеловеческого единства в человеческом мире, качество человеческого братства, которое не есть реальность, стоящая над
человеком.
Когда сверхличные
ценности превращают человеческую личность в средство, то это значит, что
человек впал в идолопоклонство.
Эгоцентрик обыкновенно не персоналистически определяет своё отношение к миру и
людям, он именно легко становится на точку зрения объектной установки
ценностей.
Персоналистическая переоценка
ценностей признает безнравственным все, что определяется исключительно отношением к «общему», к обществу, нации, государству, отвлеченной идее, отвлеченному добру, моральному и логическому закону, а не к конкретному
человеку и его существованию.
Но пережитая такими
людьми трагедия имеет огромное значение для происходящей переоценки
ценностей.
Это предполагает изменение направления борьбы против рабства
человека, т. е. персоналистическую переоценку
ценностей, которой и посвящается эта книга.
Изменение направления борьбы за свободу
человека, за появление свободного есть прежде всего изменение структуры сознания, изменение установки
ценностей.
Она имеет положительное значение, когда вечными началами признается свобода, справедливость, братство
людей, высшая
ценность человеческой личности, которую нельзя превращать в средство, и имеет отрицательное значение, когда такими началами признаются относительные исторические, социальные и политические формы, когда эти относительные формы абсолютизируются, когда исторические тела, представляющиеся «органическими», получают санкцию священных, например монархия или известная форма собственности.
Вина тут лежит не на познании, которое есть положительная
ценность, а на духовном состоянии мира и
человека, на разобщенности и раздоре в самом бытии.
Наоборот, познание в науках исторических и социальных и в науках о духе и о
ценностях, т. е. в философии, носит менее общеобязательный характер именно потому, что предполагает большую духовную общность
людей.
Культура и культурные
ценности создаются творческим актом
человека, в этом обнаруживается гениальная природа
человека.
Вот почему
человек попадает в рабство у культурных продуктов и
ценностей.
Но культура хочет оставить
человека в этом мире, она прельщает
человека своими
ценностями и своими достижениями имманентного совершенства.
Человек попадает в рабство к идеальным культурным
ценностям.
Культура со всеми своими
ценностями есть средство для духовной жизни, для духовного восхождения
человека, но она превратилась в самоцель, подавляющую творческую свободу
человека.
Человек может совсем не замечать, не сознавать, что он и высшие
ценности превращает в орудие эгоцентрического самоутверждения.
Государство оказывается нуждой, необходимостью для
людей, но это как раз указывает на то, что оно принадлежит в иерархии
ценностей к
ценностям низшего порядка.
Нужно перестать твердить
людям с детства, что государство, а не человеческая личность есть высшая
ценность и что мужество, величие, слава государства есть самая высокая и самая достойная цель.
Когда могущество государства и нации объявляется большей
ценностью, чем
человек, то в принципе война уже объявлена, все для нее уже подготовлено духовно и материально, и она в любой момент может возникнуть.
Ложная установка
ценностей, порабощающая
человека, неотвратимо ведет к извращению нравственного чувства.
В руки
людей, одержимых волей к могуществу, соблазненных ложными
ценностями, попадают страшные орудия, по сравнению с которыми прежние орудия были детскими игрушками.
Из всех «сверхличных»
ценностей легче всего
человек соглашается подчинить себе
ценности национального, он легче всего чувствует себя частью национального целого.
И тем не менее в объективной действительности «классовый» интерес может быть более человеческим, чем интерес «национальный», т. е. в нем может быть речь о попранном достоинстве
человека, о
ценности человеческой личности, в «национальном» же интересе может речь идти об «общем», не имеющем никакого отношения к человеческому существованию.
Национализм не признает
ценности и прав всякого
человека потому, что он,
человек, имеет образ
человека и образ Бога, несет в себе духовное начало.
Возможен конфликт между этими целями, но в конце концов они соединимы, потому что уменьшать человеческие страдания, бедность и унижение — значит раскрывать
человеку возможность творить
ценности.
Этому противопоставить можно только реальные молекулярные процессы в человеческом обществе, основанные на
ценностях персонализма и персоналистического братства
людей.
Персонализм не может примириться с тем извращением иерархии
ценностей, на которой покоится капиталистический мир, с оценкой
человека по тому, что у него есть и какое положение он в обществе занимает.
Самый факт существования пролетария, как и факт существования буржуа, противоречит достоинству
человека,
ценности человеческой личности.
Прельщение и рабство эстетическое всегда означает ослабление и даже уничтожение
ценности личности, перемещение экзистенциального центра личности и превращения одной из сторон
человека в целое.
Не только каждый
человек, но и собака, кошка, букашка есть более экзистенциальная
ценность, чем отвлеченная идея, чем общеуниверсальное.
Человек, со всеми дорогими ему
ценностями, превращается в материал истории, исторической необходимости, которая есть вместе с тем исторический логос.
Неточные совпадения
«Я обязан сделать это из уважения к моему житейскому опыту. Это —
ценность, которую я не имею права прятать от мира, от
людей».
— Будучи несколько, — впрочем, весьма немного, — начитан и зная Европу, я нахожу, что в лице интеллигенции своей Россия создала нечто совершенно исключительное и огромной
ценности. Наши земские врачи, статистики, сельские учителя, писатели и вообще духовного дела
люди — сокровище необыкновенное…
— О-очень понятно, — сказал Самгин, чувствуя, что у него вспотели виски. — Представьте, что штатский вызывает вас и вы…
человек высокой
ценности, становитесь под его пулю…
— Все — программы, спор о программах, а надобно искать пути к последней свободе. Надо спасать себя от разрушающих влияний бытия, погружаться в глубину космического разума, устроителя вселенной. Бог или дьявол — этот разум, я — не решаю; но я чувствую, что он — не число, не вес и мера, нет, нет! Я знаю, что только в макрокосме
человек обретет действительную
ценность своего «я», а не в микрокосме, не среди вещей, явлений, условий, которые он сам создал и создает…
— «Русская интеллигенция не любит богатства». Ух ты! Слыхал? А может, не любит, как лиса виноград? «Она не ценит, прежде всего, богатства духовного, культуры, той идеальной силы и творческой деятельности человеческого духа, которая влечет его к овладению миром и очеловечению
человека, к обогащению своей жизни
ценностями науки, искусства, религии…» Ага, религия? — «и морали». — Ну, конечно, и морали. Для укрощения строптивых. Ах, черти…