Неточные совпадения
Все христианство есть не что иное, как приобретение силы во Христе и через Христа, силы перед лицом жизни и
смерти, приобретение силы жизни, для которой не страшны страдания и
тьма, силы, реально преображающей.
Ложь нашего отношения к будущему, которое кончается для нас
смертью, определяется
тем, что мы над ним рефлектируем как раздвоенные существа и познаем его как детерминированное.
Он всюду видит призраки
смерти, всюду видит
то, чего так страшится, — подстерегающую
смерть.
Когда в нравственном сознании исчезает вера в священность
той или иной формы власти и она принуждена поддерживать себя лишь силой, она перестает быть священной и для нее наступает час
смерти.
И если они и трактуют о проблеме бессмертия,
то без углубления проблемы самой
смерти и преимущественно в связи с нравственной ответственностью человека, с наградами и наказаниями и в лучшем случае с потребностью завершения бесконечных стремлений человеческой личности.
Жизнь в этом мире имеет смысл именно потому, что есть
смерть, и если бы в нашем мире не было
смерти,
то жизнь лишена была бы смысла.
Можно сказать, что смысл нравственного опыта человека на протяжении всей его жизни заключается в
том, чтобы поставить человека на высоту в восприятии
смерти, привести его к должному отношению к
смерти.
Но беда лишь в
том, что философия сама по себе не знает, как нужно умереть и как победить
смерть.
Жизнь благородна только потому, что в ней есть
смерть, есть конец, свидетельствующий о
том, что человек предназначен к другой, высшей жизни.
Не низменный страх, но глубокая тоска и ужас, который вызывает в нас
смерть, есть показатель
того, что мы принадлежим не только поверхности, но и глубине, не только обыденности жизни во времени, но и вечности.
Смысл
смерти заключается в
том, что во времени невозможна вечность, что отсутствие конца во времени есть бессмыслица.
Когда во времени умирают и исчезают человеческие чувства,
то это есть переживание
смерти.
Когда в пространстве происходит расставание с человеком, с домом, с городом, с садом, с животным, сопровождающееся ощущением, что, может быть, никогда их больше не увидишь,
то это есть переживание
смерти.
В пространстве и времени, не вмещающих полноты, обрекающих на разрывы и расставания, всегда в жизни торжествует
смерть, и
смерть говорит о
том, что смысл лежит в вечности, в полноте, что жизнь, в которой восторжествует смысл, не будет знать разрыва и расставаний, не будет знать тления и умирания человеческих чувств и мыслей.
И вместе с
тем вечность достигается лишь путем прохождения через
смерть, и
смерть есть участь всего живущего в этом мире, и, чем сложнее жизнь, чем выше уровень жизни,
тем более ее подстерегает
смерть.
Но
смерть есть вместе с
тем самое страшное и единственное зло.
Можно даже сказать, что мир осуществил бы свой безбожный замысел бесконечной (не вечной) жизни, если бы не было Бога, но так как есть Бог,
то этот замысел неосуществим и кончается
смертью.
И вместе с
тем со
смертью нужно героически бороться и
смерть нужно победить как последнее зло, вырвать жало
смерти.
В социальной обыденности торжествует дух, противоположный христианской молитве о
том, чтобы нам была дана память о
смерти.
И вместе с
тем борьба со
смертью во имя вечной жизни есть основная задача человека.
Смерть самой последней, самой жалкой твари непереносима, и если в отношении к ней она не будет побеждена,
то мир не имеет оправдания и не может быть принят.
Смысл аскезы в
том, что она есть борьба со
смертью в себе, против смертного в себе.
Но им никогда не удастся опровергнуть
той истины, что в страхе
смерти, в священном ужасе перед ней приобщается человек к глубочайшей тайне бытия, что в
смерти есть откровение.
Неверность же идеалистического учения о бессмертии в
том, что это духовное, идеальное, ценностное начало не образует личности на вечность, не преображает всех сил человека для вечности, а отделяется от человека, отвлекается в идеальное небо, образует безличный и бесчеловечный дух и предает человека, человеческую личность тлению и
смерти.
Материализм, позитивизм и т. п. учения примиряются со
смертью, узаконяют
смерть и вместе с
тем стараются забыть о ней, устраивая жизнь на могилах покойников.
Бессмертно лишь
то, что бессмертно по метафизической природе вещей, оно не завоевывается для
смерти и тления, т. е.
смерть и тление не побеждаются.
Только христианство прямо смотрит в глаза
смерти, признает и трагизм
смерти, и смысл
смерти и вместе с
тем не примиряется со
смертью и побеждает ее.
Если бы не было явления Христа и Воскресения Христа,
то в мире и в человеке восторжествовала бы
смерть.
Для Розанова все религии делятся на два типа, в зависимости от
того, кладут ли они в свою основу рождение или
смерть.
В
то время как Розанов думает о рождающихся детях, о жизни в будущем и находит в этом источник радости, Н. Федоров думает об умерших предках, о
смерти в прошлом и находит в этом источник печали.
Поэтому этически ложна
та установка, которая ждет вечности в будущем как загробного существования, ждет
смерти во времени, чтобы приобщиться к вечной божественной жизни.
Смерть личная и
смерть мировая, как и
смерть наций и цивилизаций, как и
смерть исторических форм государства, общества и бытового уклада, означает катастрофическое напоминание смысла и правды о
том, что они не исполнены и искажены.
Активный дух, непосредственно и изнутри переживающий свою неистребимость и вечность, может не только не бояться
смерти, но может желать ее и завидовать
тем, которые не верят в бессмертие и убеждены, что со
смертью все кончается.
Этой ответственности не знают
те, которые твердо убеждены, что бессмертия нет, что
смертью все кончается.
Ужас был в
том, что смертные не были подвержены окончательной
смерти, что их ожидала какая-то полужизнь, полусознание, полубытие, схожее с тяжелым сновидением, от которого человек не в силах проснуться.
В нем за время отвечает время, а не вечность и признается возможность нового и большего опыта, чем
тот, который дан человеку один раз от рождения до
смерти.
Неточные совпадения
Анна Андреевна. Перестань, ты ничего не знаешь и не в свое дело не мешайся! «Я, Анна Андреевна, изумляюсь…» В таких лестных рассыпался словах… И когда я хотела сказать: «Мы никак не смеем надеяться на такую честь», — он вдруг упал на колени и таким самым благороднейшим образом: «Анна Андреевна, не сделайте меня несчастнейшим! согласитесь отвечать моим чувствам, не
то я
смертью окончу жизнь свою».
Почтмейстер. Знаю, знаю… Этому не учите, это я делаю не
то чтоб из предосторожности, а больше из любопытства:
смерть люблю узнать, что есть нового на свете. Я вам скажу, что это преинтересное чтение. Иное письмо с наслажденьем прочтешь — так описываются разные пассажи… а назидательность какая… лучше, чем в «Московских ведомостях»!
— А потому терпели мы, // Что мы — богатыри. // В
том богатырство русское. // Ты думаешь, Матренушка, // Мужик — не богатырь? // И жизнь его не ратная, // И
смерть ему не писана // В бою — а богатырь! // Цепями руки кручены, // Железом ноги кованы, // Спина… леса дремучие // Прошли по ней — сломалися. // А грудь? Илья-пророк // По ней гремит — катается // На колеснице огненной… // Все терпит богатырь!
Такая рожь богатая // В
тот год у нас родилася, // Мы землю не ленясь // Удобрили, ухолили, — // Трудненько было пахарю, // Да весело жнее! // Снопами нагружала я // Телегу со стропилами // И пела, молодцы. // (Телега нагружается // Всегда с веселой песнею, // А сани с горькой думою: // Телега хлеб домой везет, // А сани — на базар!) // Вдруг стоны я услышала: // Ползком ползет Савелий-дед, // Бледнешенек как
смерть: // «Прости, прости, Матренушка! — // И повалился в ноженьки. — // Мой грех — недоглядел!..»
Пришел солдат с медалями, // Чуть жив, а выпить хочется: // — Я счастлив! — говорит. // «Ну, открывай, старинушка, // В чем счастие солдатское? // Да не таись, смотри!» // — А в
том, во-первых, счастие, // Что в двадцати сражениях // Я был, а не убит! // А во-вторых, важней
того, // Я и во время мирное // Ходил ни сыт ни голоден, // А
смерти не дался! // А в-третьих — за провинности, // Великие и малые, // Нещадно бит я палками, // А хоть пощупай — жив!