Будущее отца. Как изменится его место в семье и обществе?

Жан-Пьер Винтер, 2019

С завершением западного классического патриархата позиция отца в семье радикально изменилась, как и его «ролевое отцовское поведение». Появилось огромное количество семей с одним родителем, и отныне, чтобы родить ребенка, женщина уже не нуждается в физической встрече с мужчиной. Как отразится этот переворот на филиации и на будущих поколениях? Не пострадают ли от него мужчины, а также дети и женщины? Психоаналитик Жан-Пьер Винтер приглашает поразмыслить над этими вопросами в мире, отмеченном исчезновением отца. Автор напоминает, что «место отца» – это не только место маскулинной фигуры воспитателя, и обрисовывает возможные функции отца в современном обществе. В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Ариане, Изии, Жозефу и Базилю

Издание осуществлено в рамках Программ содействия издательскому делу при поддержке Французского института Cet ouvrage a beneficie du soutien des Programmes d’aide a la publication de 1’Institut frangais

Jean-Pierre Winter

En collaboration avec Daniele Levy

L’AVENIR DU PERE

Reinventer sa place?

Suivi de Entre

I’ethique et la pratique

de Gemma Durand

Albin Michel

Приложение Джемма Дюран

Между этикой и практикой

Перевод с французского

Эльвира Дюбуа

Будущее отца: Как изменится его место в семье и обществе? /Винтер Жан-Пьер, Пер. с фр. — М.: Когито-Центр, 2021

Все права защищены. Любое использование материалов данной книги полностью или частично без разрешения правообладателя запрещается

© Editions Albin Michel — Paris, 2019 Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates © Когито-Центр, перевод на русский язык, 2021

Пролог

Основополагающий миф

Что мы понимаем под словом «отец»? Каков отец сегодня? Есть ли у отца будущее? Эти вопросы затрагивают множество дисциплин: социологию, историю, антропологию, экономику, политику, психологию. Психоаналитики тоже имеют свое мнение по этому вопросу, они отстаивают свою точку зрения, которая чаще всего остается плохо понятой. Эта небольшая книга — попытка разъяснить и уточнить некоторые перспективы вопроса. Должен сказать, что она представляет всего лишь один аспект проблемы.

В конце XIX века философ-провидец по имени Ницше объявил: «Бог мертв». Он предвидел целую серию тревожных изменений, которые действительно определенным образом реализовались, по крайней мере, на Западе. Это возрастающая изолированность индивидов, ожидание сверхчеловека, надежда на авторитарную, а то и тоталитарную власть. Ницше не мог предугадать в деталях то, что явственно обозначается сегодня: не только «Бог мертв», но вместе с ним по методу рикошета мертва и фигура Отца. Отцы изменились, все это видят, многим это внушает тревогу. Движемся ли мы к обществу без отцов? Может быть, мы уже стоим в нем одной ногой? Каких изменений можно ждать в связи с этим?

Тема смерти отца, или мертвого отца, не чужда психоанализу, она даже является одной из его центральных тем. Это способ обозначить некий феномен, который мы открываем в психической жизни. Шаг за шагом исследование человеческой психики подтверждает яркие интуитивные предвидения Ницше. С точки зрения бессознательного отец как таковой действительно может исполнить свою функцию только в качестве «мертвого» отца, к тому же мертвого «уже целую вечность».

Как понимать это парадоксальное утверждение, авторство которого принадлежит Фрейду? Для этого нужно вспомнить, как он к нему пришел. Представим краткую историю того, как возник этот концепт, принимая во внимание сегодняшний уровень знаний по психоанализу.

В 1900-е годы Фрейд был известен как венский доктор, лечивший болезни, называемые «нервными», потому что медицина того времени не могла определить их внятные причины. Фрейду пришла в голову идея — нелепая для той эпохи и все еще зачастую плохо понимаемая сегодня — дать «выговориться» своим пациентам. Он довольствовался тем, что слушал их, не выписывая при этом никаких лекарств, и предлагал им вернуться к беседе в следующий раз, как бы только для того, чтобы услышать «продолжение». Слово пациента таким образом стало интересным само по себе. Большинство спонтанно начинало рассказывать о своей жизни, периодически возвращаясь к ее болезненным эпизодам или к определенным аспектам своей жизненной ситуации.

Это видимое отсутствие метода имело неожиданные последствия: с одной стороны, патологии затушевывались или исчезали, как будто их никогда и не существовало. В то же время менялся дискурс пациентов, и не только дискурс. Они менялись сами, и происходило это в той мере, в какой «освобождалось» их «слово». Имея зачастую сложный жизненный опыт, составленный из «несчастных случаев», пациенты эволюционировали, менялось их поведение и их позиционирование в жизни.

Отмечались также флуктуации в их отношении к доктору. В целом эти метаморфозы свидетельствовали о том, что они начинали лучше осознавать как окружающую их реальную жизнь, так и их собственную реальность. Фрейд приписал эти изменения в самоощущении своих пациентов некоему феномену, который он назвал «психической реальностью». Процесс «освобождения» слова, поток речи пациента, обращенный к тому, кто его терпеливо слушает, — все это позволяло пациентам лучше осознать то, кем они являются, и то, что их окружает.

Как объяснить эти феномены, в которые трудно поверить? Пришлось громоздить гипотезы, проверять их на нормальных людях, не имеющих невроза, потом с накоплением материала и опыта их модифицировать. Именно этому подходу, когда клиническая картина строится с помощью теоретических концептуализаций, нуждающихся в постоянном переосмыслении, мы и обязаны рождением психоанализа.

* * *

В процессе подобной работы возникли вопросы, касающиеся определения места родителей. Казалось, что людям так никогда и не суждено выбраться из сложных запутанных отношений со своими родителями, с матерью — с одной стороны и с отцом — с другой, с родительской парой в целом и вообще из отношений между различными действующими лицами семьи. Каково место ребенка в этих отношениях? Как существовать внутри этого родительского узла и как существовать вне его?

Загадка, которая интриговала Фрейда больше всего — это место и роль отца в жизни ребенка. В психической жизни пациентов этот персонаж, похоже, сильно отличается от того человека, каким является их реальный отец, или папа, если таковой существует. Внимание Фрейда привлек тот факт, что его пациентов неотступно преследовал вопрос смерти отца. Желание его смерти, иногда даже открытое, всегда вызывало интенсивное переживание чувства вины, которое признавалось или отрицалось пациентом. Но когда эта смерть действительно наступала, большинство не верили в нее до конца. Фигура отца по-прежнему присутствовала в их воображении. Почему некоторых людей постоянно преследует мысль об отце — они все время боятся, что он умрет, или же боятся его убить и при этом чувствуют, что либо соперничают с ним, либо находятся в его подчинении? Есть и такие, которые буквально посвящают себя отцу в неиссякаемой надежде завоевать его любовь. Во всех случаях независимо от того, выражается ли привязанность к отцу как ненависть или как безнадежная любовь, она кажется безграничной. Таким образом, Фрейду было над чем поразмышлять, и эта интрига держала его в постоянном умственном напряжении.

* * *

Фрейд увидел иллюстрацию этой проблематики в мифе, описанном Дарвином и другими антропологами, что помогло ему осмыслить то, что он наблюдал в своей практике и что его интриговало. В образной системе этого мифа присутствовали все отличительные аспекты фрейдовского психоаналитического опыта: навязчивые идеи смерти и любви, ревность и вина, восхищение и горечь, а также признание того, что отец никуда не исчезает, и его присутствие становится еще более явным именно после его смерти.

Мифы — это не только занятные истории. Они иллюстрируют то, что мы не можем выразить словами. Эти воображаемые истории объясняют нашу реальность, рассказывая о том, что «будто бы произошло» в самом начале нашей цивилизации. Не считая сложных современных теорий, только мифам удается подвести нас к осознанию того, что недоступно нашему пониманию, настолько это сложно и противоречиво. Мифы позволяют осознать то, что иначе осознать невозможно.

* * *

Миф, найденный Фрейдом у Дарвина, объясняет структуру общества в начальный период человечества. Фрейд излагает свою версию этого мифа в работе 1913 года под названием «Тотем и табу». Он дает новую интерпретацию дарвиновскому мифу в свете того, что мог констатировать у своих современников. Вот резюме того, как он «реконструирует» эпоху примитивного человечества.

Можно предположить, что в те времена существовало несколько примитивных племен, структурированных примерно одинаково, поэтому в демонстрации Фрейда речь идет только об одном племени.

Во главе такого первичного племени стоял доминирующий самец, самый сильный и, без сомнения, самый хитроумный из всех. Он один «наслаждался» всеми женщинами своего племени, начиная с матерей, и беспощадно расправлялся с соперниками. Он считался всемогущим, его боялись и им восхищались. В этом можно распознать не только модель животной стаи, но и некий фантазм, до сих пор присутствующий в современной жизни, публичной или частной. Фрейд называет этот эмбрион общества «примитивная орда». Орда — это еще не племя в настоящем смысле слова, потому что племя подчиняется постоянно действующему правилу и в нем четко расписаны возможности каждого.

Однажды сыновья, подталкиваемые ревностью и нежеланием попадать под руку отцу, объединились, чтобы избавиться от этого чудовища. Они сговорились между собой, возможно, по инициативе самого младшего из них и при соучастии одной из матерей. Но когда «всемогущий отец» превратился в труп, пришла очередь всем удивиться: «Он еще более велик мертвый, чем живой!» (восклицание короля Генриха III перед трупом убитого герцога де Гиза). Так и случилось. Убийство отца осталось на совести сыновей, и ужас от содеянного был так велик, что изменил образ жизни всего племени. Их обуяли смятение и тревога, ведь они разрушили порядок, которому подчинялись с самого рождения.

Тогда братья разделили между собой труп отца и решили сделать так, чтобы это больше никогда не повторялось — не повторялись всемогущество, убийство и тревога. Отсюда, согласно Дарвину и Фрейду, возникли мораль, религия, право, нравы и все, что мы обозначаем сегодня словами «жить вместе».

Однако, подчеркивает Фрейд, вопреки этой инаугуральной революции новая организация общества не уничтожила предыдущую полностью. Она всего лишь загнала ее в подсознание, то есть, согласно терминологии психоанализа, вытеснила ее. Фантазм отца, единолично наслаждающегося всеми женщинами и убивающего своих соперников, присутствует в психическом сознании каждого, и сегодня это так же верно, как и в бесконечно далекие времена. Он прорывается наружу при малейшем случае, каким бы ни было поведение «реального» отца.

Именно чтобы учесть эту скрытую данность, которая неизменно проявляется в психической реальности, Фрейд и ввел понятие бессознательного и стал практиковать психоанализ.

Ссылка на этот странный миф показывает, чего следует ожидать тому, кто заинтересуется психоанализом. Он окажется перед неожиданными утверждениями, в которые трудно поверить и которые часто раздражают, а иногда и просто возмущают. Тем не менее есть в них что-то такое, что звучит как отзвук правды. Эти идеи, может быть, странны, но они не бесплодны. Что бы они ни вызывали — симпатию или антипатию, в любом случае они заставляют думать. Часто они ассоциируются с воспоминаниями, вызывают в памяти эпизоды нашего собственного поведения и ведут к их переосмыслению. Удивительно видеть, какими резкими реакциями, неистовым отрицанием, гневом, сопротивлением, неверием, злой иронией это может сопровождаться. Значит ли это, что существуют нежелательные истины, с которыми трудно смириться?

Терпение… вслушаемся. Вы уже предупреждены, что то, что открывают нам опыт психоанализа и его теории, чаще всего не соответствует общепринятым идеям и понятиям, кажущимся очевидными. Есть от чего прийти в замешательство.