Неточные совпадения
История философии
будет философским, а
не только научным познанием в том лишь случае, если мир философских идей
будет для познающего его собственным внутренним миром, если он
будет его познавать из человека и в человеке.
Если Вы пишете прекрасное исследование о Платоне и Аристотеле, о Фоме Аквинате и Декарте, о Канте и Гегеле, то это может
быть очень полезно
для философии и философов, но это
не будет философия.
Пусть трансцендентальное сознание имеет твердые и незыблемые основания
для познания, но трансцендентальное сознание совсем
не есть человек; человек обречен
быть психологическим сознанием, которое находится во власти релятивизма.
Этика законническая, нормативная,
для которой свобода
есть лишь условие выполнения нормы добра,
не понимает трагизма нравственной жизни.
Парадокс зла заключается в том, что или зло находится в руке Божьей и зависит от Бога, и тогда оно нужно
для целей добра, или зло
не зависит от Бога и Бог бессилен перед злом, и тогда добро
не есть окончательная онтологическая сила.
Абсолютная оригинальность христианства прежде всего заключается в том, что
для него солнце одинаково восходит над добрыми и злыми, что первые
будут последними, а последние первыми, что закон добра
не считается спасительным, т. е. добро становится проблематическим.
Для такой точки зрения натуральное
не может
быть освящено, просветлено и преображено, и потому натурализм торжествует победу с другого конца.
Для Когена человек
есть этическая идея, и он отличает антропологическую психологию, основанную на этой идее, от натуралистической зоологической психологии,
для которой человека
не существует.
Человек
не есть подчиненная часть, а аксиологическое бытие
для себя.
Но понимать это нельзя так, что личность сама по себе
не есть ценность, а
есть лишь средство
для ценностей сверхличных.
Для личности совсем непереносима мысль, что она
есть не Божье, а человеческое творение.
Основное
для этики стремление человека
не есть стремление к счастью, как
не есть и стремление к покорности и подчинению, а стремление к качеству, самовозрастанию и самореализации хотя бы принятием страдания, а
не счастья, хотя бы путем бунта и восстания.
«Умерши
для закона, которым
были связаны, мы освободились от него, чтобы нам служить Богу в обновлении духа, а
не по ветхой букве».
Человеческая личность
для Канта совсем
не есть ценность, она
есть лишь формальный, общеобязательный, законнический принцип.
Все христианство
есть не что иное, как приобретение силы во Христе и через Христа, силы перед лицом жизни и смерти, приобретение силы жизни,
для которой
не страшны страдания и тьма, силы, реально преображающей.
И потому всякая нравственная задача
для христианства
есть неповторимо индивидуальная задача, а
не механическое исполнение нормы, данной раз навсегда.
Нельзя думать о спасении своей души, это
есть ложное духовное состояние, небесный утилитаризм, думать можно только об осуществлении высших ценностей жизни, о Царстве Божьем
для всех существ,
не только
для людей, но и
для всего мира, т. е. думать о Боге, а
не о себе.
Сострадание в буддизме
есть желание небытия
для страждущего,
есть отказ нести страдание
не только
для себя, но и
для других.
И я должен искать
для других
не страдания, а несения креста, потому что несение креста
есть просветление страдания и муки жизни.
Но я
не должен
быть для ближнего источником страданий и испытаний.
Желание, чтобы человек нес крест свой,
не есть желание возложить на человека тяжелый крест и распинать его
для его спасения.
Совершенство Отца Небесного
не может
быть нормой
для грешного мира, оно абсолютно, а закон всегда относителен к греху.
Не убий,
не укради,
не прелюбодействуй — все это может
быть нормой, правилом
для грешной жизни мира, все это относительно к ней.
Если мне дано познание, то познание это прежде всего
не есть написанная мною книга и
не есть формулированное
для людей научное открытие, входящее в круг человеческой культуры.
Это
есть прежде всего мое внутреннее познание, еще неведомое миру и
не выраженное
для мира, сокровенное.
Для нее нравственная цель жизни
не самоспасение,
не искупление вины, а творческое осуществление правды и создание ценности, хотя бы ценность эта
была не нравственного порядка.
Личность, неповторимая, единичная личность,
есть высшая ценность, она
не есть средство
для торжества общего, хотя бы это общее
было общеобязательным нравственным законом.
Любовь, как добрые дела, полезные
для спасения души,
не может
быть источником творчества, творческого отношения к жизни,
не может
быть излучением энергии, дающей жизнь и просветляющей жизнь.
Настоящая, неподавленная, развернувшаяся жизнь
для Ницше
не есть дух и противоположна духу.
Бог
для него
был не символом движения человека в высоту, а символом пребывания человека в низине, на плоскости.
Она
не увидела в Св. писании предписаний о творчестве, а понятны
для нее
были прежде всего предписания и нормы, она
не вникла в смысл притч,
не поняла призыва к человеческой свободе, хотела знать лишь откровенное, а
не сокровенное.
Не убий — абсолютная норма, одинаковая
для всех людей, но иногда человек трагически берет на себя вину убийства
для того, чтобы убийства
было меньше в мире и чтобы величайшие ценности
были сохранены и утверждены.
Так, если любовь
будет освобождена от социальных уз, социальных предрассудков и насилий, то это нужно
не для того, чтобы люди могли наслаждаться любовью и удовлетворять свои желания, а
для того, чтобы обнаружился внутренний трагизм, серьезность и глубина любви.
Это
не значит, что
для того, чтобы нравственное суждение
было правдивым, свободным и первородным, личность должна себя изолировать от всех социальных, сверхличных образований и целостей, от своей семьи, своего народа, своей церкви и т. д., но это значит, что личность должна в первородном акте своей совести отделить правду от лжи в оценках давящих ее социальных группировок.
Благополучие, счастье, блаженство совсем
не есть цель жизни, а полезная ложь или полезное насилие совсем
не есть средство
для осуществления целей жизни.
Если человек дурен, если он
не Божьего духа, то никакие высшие цели
не сделают его лучшим, и он всегда
будет применять дурные средства и забывать
для них о целях.
Смирение в глубоком смысле слова
есть не что иное, как освобождение от фантазмов, созданных эгоцентризмом, раскрытие души
для реальностей.
Фантазм
есть все, что
не выводит человека из себя к другому,
не преодолевает эгоцентризма, ищет лишь
для себя,
не хочет знать реальностей,
не вкоренено в бытии.
Для любящего другой нетождествен с ним,
не есть tat tvam asi.
Античный, греко-римский, мир
не знал абсолютных границ государства-города, государство
было для него абсолютным.
Революция совсем
не есть исключительно внешнее
для меня явление, хотя бы я
был свободен от идеологии революционеров и от иллюзий революционеров.
На почве идеологии буржуазно-капиталистической и социалистически-капиталистической
не может
быть даже поставлена внутренняя проблема труда, ибо
для них
не существует личности как верховной ценности; ценность личности, ее внутренней жизни и судьбы, заслонена и задавлена ценностями хозяйственно-экономических благ, ценностями хозяйственной мощи общества или справедливым распределением в нем хозяйственных благ.
Хотя жизнь пола оставалась
для христианской мысли исключительно фактом физиологическим и социальным и отнесена
была к жизни рода, а
не личности, христианская церковь установила таинство брака.
В Евангелии всегда открывается абсолютная жизнь, в нем нет ничего относительного, но абсолютность эта всегда
есть раскрытие Царства Божьего, а
не внешняя норма и закон
для нашей жизни.
Уже психологически должно
быть признано несостоятельным учение, которое видит цель и смысл брачного полового союза в деторождении и продолжении рода Фактически никто никогда
не вступал в брак
для этой цели или лишь лицемерно говорил
для социальной обыденности, что
для этого вступает в брак.
И это совсем
не значит, что человеческое
есть средство
для божественного.
Тут
не было никакого прикосновения к глубочайшей проблеме смерти, основной
для сознания религиозного, и особенно христианского.
Смерть
для прогрессирующего рода
есть факт неприятный, но
не глубокий и
не трагический.
И еще более радикальная задача, чем задача воскрешения умерших, поставленная Н. Федоровым,
есть задача победы над адом, освобождение из ада всех тех, которые испытывают «вечные» адские муки, победа над адом
не только
для себя, но и
для всей твари.
Все, что делает человек из страха ада, а
не из любви к Богу и к совершенной жизни, лишено всякого религиозного значения, хотя в прошлом этот мотив
был наиболее использован
для религиозной жизни.
Неточные совпадения
Городничий. Я бы дерзнул… У меня в доме
есть прекрасная
для вас комната, светлая, покойная… Но нет, чувствую сам, это уж слишком большая честь…
Не рассердитесь — ей-богу, от простоты души предложил.
Мишка. Да
для вас, дядюшка, еще ничего
не готово. Простова блюда вы
не будете кушать, а вот как барин ваш сядет за стол, так и вам того же кушанья отпустят.
Городничий (в сторону).Славно завязал узелок! Врет, врет — и нигде
не оборвется! А ведь какой невзрачный, низенький, кажется, ногтем бы придавил его. Ну, да постой, ты у меня проговоришься. Я тебя уж заставлю побольше рассказать! (Вслух.)Справедливо изволили заметить. Что можно сделать в глуши? Ведь вот хоть бы здесь: ночь
не спишь, стараешься
для отечества,
не жалеешь ничего, а награда неизвестно еще когда
будет. (Окидывает глазами комнату.)Кажется, эта комната несколько сыра?
Хлестаков.
Для такой прекрасной особы, как вы. Осмелюсь ли
быть так счастлив, чтобы предложить вам стул? Но нет, вам должно
не стул, а трон.
Стародум. Фенелона? Автора Телемака? Хорошо. Я
не знаю твоей книжки, однако читай ее, читай. Кто написал Телемака, тот пером своим нравов развращать
не станет. Я боюсь
для вас нынешних мудрецов. Мне случилось читать из них все то, что переведено по-русски. Они, правда, искореняют сильно предрассудки, да воротят с корню добродетель. Сядем. (Оба сели.) Мое сердечное желание видеть тебя столько счастливу, сколько в свете
быть возможно.