Неточные совпадения
Человек потерял силу познавать бытие, потерял доступ к бытию и с горя
начал познавать познание.
И в отпадении от райской гармонии, от единства с Богом
человек начал различать и оценивать, вкусил от древа познания добра и зла, стал по сю сторону добра и зла.
Познание же, с этим связанное, есть раскрытие премудрого
начала в
человеке, переход к высшему сознанию и высшей стадии бытия.
Человек начал познавательно беспокоиться о себе.
Еще греки поняли, что
человек может
начать философствовать только с познания самого себя.
Человек есть существо трагическое, и это трагическое
начало делает его неприспособленным к миру, в котором он живет.
Греческая философия хотела открыть в
человеке высшее, устойчивое, возвышающееся над изменчивым миром разумное
начало.
С не меньшим основанием можно было бы сказать, что
человек есть существо иррациональное, парадоксальное, принципиально трагическое, в котором сталкиваются два мира, полярно противоположные
начала.
Человек создается лишь идеальным, этическим
началом.
Бахофен открывает глубинный, архаический слой человеческой природы, ее изначальную связь с материнским лоном, борьбу мужского, солярного, и женского, теллурического,
начал, метафизику пола в
человеке.
Разум и идеальные ценности оказываются в
человеке началами сверхчеловеческими.
Человек несет в себе божественное
начало, слово Божие.
Бог выражает себя в мире через взаимодействие с
человеком, через встречу с
человеком, через ответ
человека на Его слово и Его призыв, через преломление божественного
начала в человеческой свободе.
Совмещение в
человеке противоположных
начал определяется не только грехопадением, как часто думают, но и изначальной двойственностью человеческого происхождения и человеческой природы.
Стихийный и иррациональный элемент в
человеке есть не только результат падения
человека, но есть прежде всего результат свободы, предшествующей бытию и миротворению меонического
начала, скрытого за всем бытием.
Миф об Эдипе имеет мировое значение, он отражает борьбу древних космических
начал в
человеке — материнства и отечества.
Только соединение мужского антропологически-личного
начала с женским космически-коллективным
началом создает полноту
человека.
Это есть миф, всегда ведь заключающий в себе глубокую реальность, о древней борьбе в
человеке за преобладание солнечного мужского
начала и женственного
начала земли.
В
человеке есть демоническое
начало, потому что в нем есть бездна, есть бездонная свобода, и
человек может эту бездну предпочесть Богу.
Сверхсознательное духовное
начало выделяет
человека из природы и как бы обездушивает природу, лишает ее демонической силы.
Значение
человека в жизни и его власть над жизнью определяется присутствием в
человеке безличного, нечеловеческого
начала, иерархического принципа.
Евангельское добро и заключается в том, чтобы не считать добро верховным
началом жизни, а считать
человека таким
началом.
Но так же как в христианстве
начинают побеждать законники и фарисеи, и «суббота», отвлеченная идея добра, ставится выше
человека, живого существа, так же и в гуманизме побеждают свои законники и фарисеи, и отвлеченная идея блага человечества или прогресса человечества ставится выше
человека, живого существа.
«Добрые дела»
начинают понимать не как проявление любви к Богу и к ближнему, к живому существу, не как обнаружение благостной силы, дающей жизнь другим существам, а как способ самоспасения и самооправдания, как путь осуществления отвлеченной идеи добра, за которое
человек получает награду в будущей жизни.
Человек начинает чувствовать, что он все равно погиб, что возврата нет, что на нем лежит проклятие.
Трагично тут то, что неправда, ложь, истязание живых
людей практикуется и во имя целей, которые признаются высшими, и во имя средств, которые признаются необходимыми и которые в пути
начинают заслонять цель.
Совесть есть духовное, сверхприродное
начало в
человеке, и она совсем не социального происхождения.
Страх болезней сам становится болезнью и
начинает повсюду видеть несуществующую опасность заразы, населяет мир бациллами, со всех сторон атакующими
человека, парализует возможность здравого восприятия своего тела и нормального к нему отношения.
Когда стоики
начали сознавать неправду рабства и им приоткрылась истина о братстве и равенстве
людей, то это было знаком разложения и падения античной аристократической культуры.
Материнство есть космическое
начало заботы и охраны жизни от грозящих ей опасностей, выращивание жизни детей не только в собственном смысле, но и вечных детей, беспомощных, какими являются большинство
людей.
Но это лично-человеческое
начало само по себе, оторванное от женского
начала, бессильно и беспомощно, отвлеченно и не может утвердить идеальный образ
человека.
Это значит, что не только в отношении к
людям, но и к животным, к растениям и даже к вещам должно утверждать вечное онтологическое
начало.
Он заключается в том, что бессмертен и принадлежит вечности не естественный, эмпирический
человек, а духовное, идеальное, ценностное в нем
начало.
Неверность же идеалистического учения о бессмертии в том, что это духовное, идеальное, ценностное
начало не образует личности на вечность, не преображает всех сил
человека для вечности, а отделяется от
человека, отвлекается в идеальное небо, образует безличный и бесчеловечный дух и предает
человека, человеческую личность тлению и смерти.
В
человеке начинает раскрываться бессмертие, поскольку в нем обнаруживается божественное, сверхчеловеческое
начало.
Смертное человеческое
начало и бессмертное божественное
начало разорваны и соединяются только в героях, в сверхчеловеках, а не в
человеке.
Но мысль
человека приобщается к бессмертию божественного
начала, приобретает его себе, поднимается до него.
Если бы жизнь
человека целиком была взята в дух и претворена в духовную жизнь, если бы духовное
начало окончательно овладело природной стихией, душевной и телесной, то смерти как натурального факта совсем не наступило бы, то совершился бы переход в вечность без того события, которое мы извне воспринимаем как смерть.
Неточные совпадения
Начали выбирать зачинщиков из числа неплательщиков податей и уже набрали
человек с десяток, как новое и совершенно диковинное обстоятельство дало делу совсем другой оборот.
Так, например, однажды он
начал объяснять глуповцам права
человека, но, к счастью, кончил тем, что объяснил права Бурбонов.
— Смотрел я однажды у пруда на лягушек, — говорил он, — и был смущен диаволом. И
начал себя бездельным обычаем спрашивать, точно ли один
человек обладает душою, и нет ли таковой у гадов земных! И, взяв лягушку, исследовал. И по исследовании нашел: точно; душа есть и у лягушки, токмо малая видом и не бессмертная.
Публика
начала даже склоняться в пользу того мнения, что вся эта история есть не что иное, как выдумка праздных
людей, но потом, припомнив лондонских агитаторов [Даже и это предвидел «Летописец»!
И второе искушение кончилось. Опять воротился Евсеич к колокольне и вновь отдал миру подробный отчет. «Бригадир же, видя Евсеича о правде безнуждно беседующего, убоялся его против прежнего не гораздо», — прибавляет летописец. Или, говоря другими словами, Фердыщенко понял, что ежели
человек начинает издалека заводить речь о правде, то это значит, что он сам не вполне уверен, точно ли его за эту правду не посекут.