Неточные совпадения
В действительности духовные состояния ничему не соответствуют, они
есть, они и
есть первореальность, они более экзистенциальны, чем все, что отражает объективный
мир.
Совершенно ошибочно признавать лишь два направления
в теории познания — реализм, для которого восприятие и познание определяется целиком объектом как подлинной реальностью, и идеализм, для которого
мир есть лишь создание субъекта.
Дух и
есть реальность, раскрывающаяся
в экзистенциальном субъекте и через него, реальность, идущая изнутри, а не извне, не от объективированного
мира.
Идеальная, духовная основа
мира есть по преимуществу «объективность»
в отличие от «субъективности» всего частного и индивидуального.
Дух не может
быть детерминирован и
миром идей
в платоновском смысле.
В человеке
есть духовное начало, как трансцендентное
в отношении к
миру, т. е. превышающее
мир.
Зло
в человеке
есть лишь результат смешения этой непорочной части человеческой природы, соединяющей ее с Единым, с материей, с множественным
миром.
В первом понимании Дух
есть благодатная энергия, прорывающаяся из иного, божественного
мира в наш
мир, во втором понимании Дух
есть идеальная основа
мира, разум, возвышающийся над чувственным
миром.
Дух
в форме реального
мира,
в котором свобода
есть необходимость,
есть объективный дух.
Дух
есть прорыв
в этом отяжелевшем
мире, динамика, творчество, полет.
Потому дух не детерминирован природным
миром и
есть прорыв
в нем.
В духе
есть прометеевское начало, восстание против богов природы, против детерминизма человеческой судьбы,
есть порыв и прорыв к высшему свободному
миру.
Дух
есть качество, стоящее вне всякой утилитарности, заражающей жизнь
мира, вне употребления средств, не похожих на цели, вне внешних достижений и реализации, вне орудий, которыми пользуется «
мир»
в борьбе, вне «общественного мнения», вне социальной обыденности.
Дух понимали как отвлеченность, отрешенность от
мира, как реальность, противоположную реальностям
мира,
в то время как дух
есть энергия, действующая внутри всех реальностей, хотя и пришедшая из более высокой сферы, и дух конкретен и целостен, ничего не дробит и не отвлекает.
С этим связана необходимость новой духовности
в мире, которой
будет посвящена последняя глава.
Именно отрезанность духовной жизни от полноты жизни и человеческого труда породила ложную, иллюзорную духовность.
В некоторых формах оккультизма, теософизма, спиритизма мы видим такое иллюзорное, галлюцинаторное общение с духами и духовным
миром. Это
есть результат нарушения целостности человеческого существа.
Дух
есть пребывание
в своем собственном, родном
мире.
Дух вступает
в мир, который не
есть только дух.
Объективация духа
в мире истории и цивилизации может
быть понята как отчуждение от человека его духовной природы.
В объективной истории
мира нет ничего священного, а
есть лишь условная символизация, священное
есть лишь
в мире существования, лишь
в экзистенциальных субъектах.
Подлинное же христианство, основанное на истине не объективированной и не социализированной,
было бы персоналистической революцией
в мире.
Эта духовная общность
есть универсальное качественное содержание субъективного личного духа, он реализуется
в духовном
мире, а не
в объективированном
мире.
Это значит, что духовность должна
быть реализована, а не символизирована
в мире, реализована
в существовании, а не
в объекте.
В мире объектном ничто не может
быть реализовано, а лишь ознаменовано.
В известном смысле можно сказать, что весь видимый объективный
мир есть лишь символика
мира духовного.
Но творческий акт субъективного духа
есть выход из себя
в мир.
Творческий огонь гения всегда,
в сущности, хотел, чтобы этот
мир детерминации и объектности сгорел и
был заменен
миром свободы и творческого полета.
Есть тенденция
в мире к объективации абсолютного царства,
в котором дух окончательно объективирован и социализирован.
В мире объективации нет отношения к живой, конкретной личности, а
есть отношение к объектам.
Люди живут
в объективированном
мире совершенно так же, как будто бы он
был наиреальнейшим
миром.
Священное
в этом
мире есть не священная реальность, а символизация священной реальности.
Но сознание того, что что-либо
в этом
мире есть лишь символ иного
мира, освобождает от рабской зависимости от этого
мира.
Кенозис, боговоплощение, нисхождение Бога
в человеческий
мир есть духовный реализм, а не символизм, и этому духовному реализму должны соответствовать процессы
в человеческом
мире.
Духовность
была притянута к состоянию
мира, находящегося
в состоянии объективации.
Мы действительно живем
в лживом, не подлинном
мире, не у себя на родине, и не должны
быть привязаны к этому
миру, мы должны
быть устремлены к
миру иному.
Сам по себе множественный
мир, множественность человеческая
в экзистенциальном смысле не
есть зло и не подлежит отсечению и уничтожению, а подлежит лишь просветлению и преображению.
В нем все
есть прорыв духа
в этот
мир, а не эволюция, все катастрофично.
Отрицание этого «
мира»
в Евангелии
есть не столько аскетическое отрицание, сколько мессианско-эсхатологическое.
Аскеза не подверглась еще законническому перерождению,
в ней
был героический порыв к борьбе и победе над
миром, лежащим во зле.
Когда предлагают искоренить
в себе всякое пристрастие к вещам
мира, то это может
быть равнодушием, холодностью, недоброжелательством и жестокостью ко всему тварному
миру, ко всем живущим.
Несение креста
есть основная мистерия жизни
в этом
мире, это совсем не
есть аскетический прием и совсем не означает самоистязания.
Христианство
в своей истории аскетически отрицало
мир и вместе с тем оно
было приспособлено к
миру, слишком приспособлено.
Но это
было лишь объективацией греха, выбрасыванием его
в мир объектов.
Если бы не
было страданий, не
был бы унижен и бессилен человек, то не
было бы и духовности, как трансцендирования жизни этого
мира, не возникла бы вера
в трансцендентный
мир.
Вера
в трансцендентный
мир, духовность
есть лишь отчуждение человеческой природы, порождение слабости и несчастья человека.
Существо вполне довольное и счастливое
в этом
мире, не чувствительное к злу и страданию и не испытывающее страдания, совершенно бестрагическое, не
было бы уже духовным существом и не
было бы человеком.
Человек
есть существо страдающее
в мире и сострадающее, раненное жалостью,
в этом высота человеческой природы.
Если бы все стало целесообразно
в мире, исчезли трагические противоречия жизни и не
было бы больше страданий, то у человека исчез бы дар трансцендирования самого себя, подъема к трансцендентному.
Платон отвернулся от того множественного чувственного
мира, «
мира сего»,
в котором такой великий и праведный человек
был отравлен своим народом.
В таком
мире не может
быть справедливости, смысла, добра, истины.
Неточные совпадения
Хлестаков (защищая рукою кушанье).Ну, ну, ну… оставь, дурак! Ты привык там обращаться с другими: я, брат, не такого рода! со мной не советую… (
Ест.)Боже мой, какой суп! (Продолжает
есть.)Я думаю, еще ни один человек
в мире не едал такого супу: какие-то перья плавают вместо масла. (Режет курицу.)Ай, ай, ай, какая курица! Дай жаркое! Там супу немного осталось, Осип, возьми себе. (Режет жаркое.)Что это за жаркое? Это не жаркое.
И тут настала каторга // Корёжскому крестьянину — // До нитки разорил! // А драл… как сам Шалашников! // Да тот
был прост; накинется // Со всей воинской силою, // Подумаешь: убьет! // А деньги сунь, отвалится, // Ни дать ни взять раздувшийся //
В собачьем ухе клещ. // У немца — хватка мертвая: // Пока не пустит по
миру, // Не отойдя сосет!
Оно и правда: можно бы! // Морочить полоумного // Нехитрая статья. // Да
быть шутом гороховым, // Признаться, не хотелося. // И так я на веку, // У притолоки стоючи, // Помялся перед барином // Досыта! «Коли
мир // (Сказал я,
миру кланяясь) // Дозволит покуражиться // Уволенному барину //
В останные часы, // Молчу и я — покорствую, // А только что от должности // Увольте вы меня!»
Мельком, словно во сне, припоминались некоторым старикам примеры из истории, а
в особенности из эпохи, когда градоначальствовал Бородавкин, который навел
в город оловянных солдатиков и однажды,
в минуту безумной отваги, скомандовал им:"Ломай!"Но ведь тогда все-таки
была война, а теперь… без всякого повода… среди глубокого земского
мира…
Начертавши прямую линию, он замыслил втиснуть
в нее весь видимый и невидимый
мир, и притом с таким непременным расчетом, чтоб нельзя
было повернуться ни взад, ни вперед, ни направо, ни налево.