Впоследствии, с приходом на Даубихе русских переселенцев, он перешел на Улахе, затем
жил на реках Судзухе, Пхусуне и Вай-Фудзине и, наконец, добрался до реки Такемы, где и прожил 34 года.
Об этих Дыроватых камнях у туземцев есть такое сказание. Одни люди
жили на реке Нахтоху, а другие — на реке Шооми. Последние взяли себе жен с реки Нахтоху, но, согласно обычаю, сами им в обмен дочерей своих не дали. Нахтохуские удэгейцы отправились на Шооми и, воспользовавшись отсутствием мужчин, силой забрали столько девушек, сколько им было нужно.
Лет 40 назад удэгейцев в прибрежном районе было так много, что, как выражался сам Люрл, лебеди, пока летели от реки Самарги до залива Ольги, от дыма, который поднимался от их юрт, из белых становились черными. Больше всего удэгейцев
жило на реках Тадушу и Тетюхе. На Кусуне было 22 юрты, на Амагу — только 3 и на Такеме — 18. Тогда граница обитания их спускалась до реки Судзухе и к западу от нее.
Неточные совпадения
В лесу мы не страдали от ветра, но каждый раз, как только выходили
на реку, начинали зябнуть. В 5 часов пополудни мы дошли до четвертой зверовой фанзы. Она была построена
на берегу небольшой протоки с левой стороны
реки. Перейдя
реку вброд, мы стали устраиваться
на ночь. Развьючив мулов, стрелки принялись таскать дрова и приводить фанзу в
жилой вид.
На Сяо-Кеме, в полутора километрах от моря,
жил старообрядец Иван Бортников с семьей. Надо было видеть, какой испуг произвело
на них наше появление! Схватив детей, женщины убежали в избу и заперлись
на засовы. Когда мы проходили мимо, они испуганно выглядывали в окна и тотчас прятались, как только встречались с кем-нибудь глазами. Пройдя еще с полкилометра, мы стали биваком
на берегу
реки, в старой липовой роще.
Тазы
на Такеме те же, что и в Южно-Уссурийском крае, только менее подвергшиеся влиянию китайцев.
Жили они в фанзах, умели делать лодки и лыжи, летом занимались земледелием, а зимой соболеванием. Говорили они по-китайски, а по-удэгейски знали только счет да отдельные слова. Китайцы
на Такеме были полными хозяевами
реки; туземцы забиты и, как везде, находились в неоплатных долгах.
На опушке лиственного леса, что около болота, староверы часто находили неглубоко в земле бусы, серьги, браслеты, пуговицы, стрелы, копья и человеческие кости. Я осмотрел это место и нашел следы жилищ.
На старинных морских картах при устье Амагу показаны многочисленные туземные юрты. Старик рассказывал мне, что лет 30 назад здесь действительно
жило много удэгейцев, но все они погибли от оспы. В 1870 году, по словам Боголюбского,
на берегу моря, около
реки Амагу,
жило много туземцев.
Это было для нас непоправимым несчастьем. В лодке находилось все наше имущество: теплая одежда, обувь и запасы продовольствия. При себе мы имели только то, что могли нести: легкую осеннюю одежду, по одной паре унтов, одеяла, полотнища палаток, ружья, патроны и весьма ограниченный запас продовольствия. Я знал, что к северу,
на реке Един, еще
живут удэгейцы, но до них было так далеко и они были так бедны, что рассчитывать
на приют у них всего отряда нечего было и думать.
Около устья Уленгоу
жил удэгеец Сунцай. Это был типичный представитель своего народа. Он унаследовал от отца шаманство. Жилище его было обставлено множеством бурханов. Кроме того, он славился как хороший охотник и ловкий, энергичный и сильный пловец
на лодках по быстринам
реки.
На мое предложение проводить нас до Сихотэ-Алиня Сунцай охотно согласился, но при условии, если я у него простою один день.
Когда взошло солнце, мы сняли палатки, уложили нарты, оделись потеплее и пошли вниз по
реке Ляоленгоузе, имеющей вид порожистой горной речки с руслом, заваленным колодником и камнями. Километров в 15 от перевала Маака Ляоленгоуза соединяется с другой речкой, которая течет с северо-востока и которую удэгейцы называют Мыге. По ней можно выйти
на реку Тахобе, где
живут солоны. По словам Сунцая, перевал там через Сихотэ-Алинь низкий, подъем и спуск длинные, пологие.
М. Венюков, путешествовавший в Уссурийском крае в 1857 году, говорит, что тогда
на реке Бикин китайцев не было вовсе, а
жили только одни удэгейцы (он называет их орочонами).
Он рассказывал, что ранее
жил на Уссури, но, потесненный русскими переселенцами, перекочевал
на реку Бикин, где и
живет уже более 10 лет.
Еще дальше будет большая
река Самарга,
на которой
живет много туземцев.
Некий князь Ивек, или Он, ногайского племени, магометанской веры,
жил на реке Иртыш, повелевая многими татарами, остяками и вогуличами. Мятежник Чингис сверг Ивека, но из любви к его сыну Тайбуга дал последнему рать для завоевания берегов Иртыша и великой Оби, где Тайбуг и основал Сибирское ханство и город Чингис на Туре.
Неточные совпадения
Он думал о благополучии дружеской жизни, о том, как бы хорошо было
жить с другом
на берегу какой-нибудь
реки, потом чрез эту
реку начал строиться у него мост, потом огромнейший дом с таким высоким бельведером, [Бельведер — буквально: прекрасный вид; здесь: башня
на здании.] что можно оттуда видеть даже Москву и там пить вечером чай
на открытом воздухе и рассуждать о каких-нибудь приятных предметах.
— Ай, славная монета! Ай, добрая монета! — говорил он, вертя один червонец в руках и пробуя
на зубах. — Я думаю, тот человек, у которого пан обобрал такие хорошие червонцы, и часу не
прожил на свете, пошел тот же час в
реку, да и утонул там после таких славных червонцев.
— Нет, как хотите, но я бы не мог
жить здесь! — Он тыкал тросточкой вниз
на оголенные поля в черных полосах уже вспаханной земли,
на избы по берегам мутной
реки, запутанной в кустарнике.
В последний вечер пред отъездом в Москву Самгин сидел в Монастырской роще, над
рекою, прислушиваясь, как музыкально колокола церквей благовестят ко всенощной, — сидел, рисуя будущее свое: кончит университет, женится
на простой, здоровой девушке, которая не мешала бы
жить, а
жить надобно в провинции, в тихом городе, не в этом, где слишком много воспоминаний, но в таком же вот, где подлинная и грустная правда человеческой жизни не прикрыта шумом нарядных речей и выдумок и где честолюбие людское понятней, проще.
«Как это они
живут?» — думал он, глядя, что ни бабушке, ни Марфеньке, ни Леонтью никуда не хочется, и не смотрят они
на дно жизни, что лежит
на нем, и не уносятся течением этой
реки вперед, к устью, чтоб остановиться и подумать, что это за океан, куда вынесут струи? Нет! «Что Бог даст!» — говорит бабушка.