Неточные совпадения
Берутся, например, шесть конских волос одинаковой длины, выравниваются в толщине, [То есть одна половина волос кладется комлем вверх, а другая вниз.] завязываются на
конце обыкновенным узлом, разделяются поровну и сучатся или вьются (как кто лучше умеет) до самого
конца волос; потом опять завязывается обыкновенный узел:
это называется коленцем.
Охотники хорошо
это знают и на реках и озерах, берега которых совершенно голы, прибегают к хитрости, устроивают искусственную зелень: срубают вершину какого-нибудь молодого дерева (если оно мало, то два и три) или целый куст тальнику, вербы, выбирают удобное для уженья место и кладут их на воду, погрузив до половины и воткнув нижние, заостренные
концы в берег.
Важнейшее дело в уменье удить — уменье хорошо устроить удочки; об
этом уже было говорено, но я повторяю вкратце: удилище должно быть прямо, гладко, легко, ловко для подсечки,
конец его гибок; леса должна быть ровна и ссучена не круто.
Это одно спасение: если вы станете упорствовать, то потеряете и рыбу и удочку, ибо без гиби, происходившей от
конца удилища, леса непременно и в одну минуту порвется.
В одном только случае надобно прибегнуть к
этому средству: если у вас переломится удилище очень высоко тогда, нечего делать, надобно поймать обломанный
конец удилища и полегоньку подвесть рыбу к мелкому месту или пологому берегу и, взяв рукой за лесу на аршин или менее от рыбы, выволочь ее таском на берег.
Если же по прошествии долгого времени рыба не отпутывается и слышно по руке, что она крепко затянулась и задела на дне за корни травы или корягу, то надобно лезть в воду и отцепить руками: тут сохранится иногда и удочка и рыба, или надобно достать длинный шест, вырезать на тонком
конце его углубление (род рогульки) и, дойдя им по лесе до крючка и до корня травы, за которую он зацепил, легонько вырвать траву из дна или отцепить от коряги; в
этом случае рыбу уже трудно сохранить.
Итак, для отдевания удочек всегда надобно иметь гладкое железное кольцо, вершка в полтора в поперечнике, в один фунт или менее веса, привязанное на длинном, тонком и крепком шнурке; продев в него задний
конец удилища задетой удочки, надобно дать кольцу свободу бежать вниз сначала по удилищу, а потом по лесе, которую в
это время держать несколько наслаби: кольцо, дойдя до крючка, отденет его своею тяжестью.
Очень редко выудишь ее в реке; но в
конце лета и в начале осени удят ее с лодки в большом количестве в полоях прудов, между травами, и особенно на чистых местах между камышами, также и в озерах, весной заливаемых тою же рекою; тут берет она очень хорошо на красного навозного червяка и еще лучше — на распаренную пшеницу (на месте прикормленном); на хлеб клюет не так охотно, но к
концу осени сваливается она в прудах в глубокие места материка, особенно около кауза, плотины и вешняка, и держится до сильных морозов; здесь она берет на хлеб и маленькие кусочки свежей рыбы; обыкновенно употребляют для
этого тут же пойманную плотичку или другую мелкую рыбку; уж
это одно свойство совершенно отличает ее от обыкновенной плотвы.
В самом деле,
это была диковинка: шелковый поводок (в две шелковинки) обернулся и захлестнулся за
конец спинного плавательного пера, а крючок, насаженный червяком, не тронутый висел у язя сбоку.
Окунь не только не боится шума и движенья воды, но даже бросается на них, для чего палкой или толстым
концом удилища нарочно мутят воду по дну у берега, ибо
это похоже на муть, производимую мелкою рыбешкой.
Правда, бывает иногда клев, который может привести а заблуждение неопытного рыбака, ибо беспрестанно какая-то рыба утаскивает наплавок и беспрестанно промахи следуют один за другим; видя всякий раз, что
конец червяка оторван, охотник сначала считает
это шалостью ельцов или плотвы, хотя характер клева чисто окуневый.
Живые, не истомленные долгим сиденьем в прорезях судаки составляют лакомое и здоровое блюдо;
это необходимая принадлежность хорошего стола, вследствие чего иногда бывают очень дороги; но зато мерзлых судаков в Москву и ее окрестности навозят такое множество, что они к
концу зимы делаются иногда чрезвычайно дешевы, то есть рублей по шести ассигнациями за пуд.
На перекатах реки, в которой водятся налимы, загораживаются язы, то есть вся ширина реки или только та сторона, которая поглубже, перебивается нетолстыми сплошными кольями, четверти на две торчащими выше водяной поверхности, сквозь которые может свободно течь вода, но не может пройти порядочная рыба; в
этой перегородке оставляются ворота или пустое место, в которое вставляется морда [Мордою называется сплетенный из ивовых прутьев круглый мешок; задний
конец его завязывается наглухо, а в переднем, имеющем вид раскрытого кошелька, устраивается горло наподобие воронки, так что рыбе войти можно свободно, а выйти нельзя.] (или нерот), крепко привязанная посредине к длинной палке: если отверстая ее сторона четыреугольная, то ее можно вставить между кольями очень плотно; если же круглая (что, по-моему, очень дурно), то дыры надобно заткнуть ветками сосны или ели, а за неименьем их — какими-нибудь прутьями.
Это тот же крючок, только рыбку надобно насаживать живую в спинку (наилучший способ насадки: животку пришивать боком к крючку) и пускать ее не глубже, как на один аршин, для чего длинная бечевка или шнурок всегда с металлическим поводком наматывается на рогульку и ущемляется в нарочно сделанный раскол одного из ее рожков; сама же рогулька коротко и крепко привязывается к длинному рычагу, который другим заостренным
концом своим втыкается в наклоненном положении в берег или неглубокое дно; на крупных щук обыкновенно насаживают окуней, и немаленьких.
— Прощайте, Вера, вы не любите меня, вы следите за мной, как шпион, ловите слова, делаете выводы… И вот, всякий раз, как мы наедине, вы — или спорите, или пытаете меня, — а на пункте счастья мы все там же, где были… Любите Райского: вот вам задача! Из него, как из куклы, будете делать что хотите, наряжать во все бабушкины отрепья или делать из него каждый день нового героя романа, и
этому конца не будет. А мне некогда, у меня есть дела…
Неточные совпадения
Дело в том, что она продолжала сидеть в клетке на площади, и глуповцам в сладость было, в часы досуга, приходить дразнить ее, так как она остервенялась при
этом неслыханно, в особенности же когда к ее телу прикасались
концами раскаленных железных прутьев.
— Валом валит солдат! — говорили глуповцы, и казалось им, что
это люди какие-то особенные, что они самой природой созданы для того, чтоб ходить без
конца, ходить по всем направлениям. Что они спускаются с одной плоской возвышенности для того, чтобы лезть на другую плоскую возвышенность, переходят через один мост для того, чтобы перейти вслед за тем через другой мост. И еще мост, и еще плоская возвышенность, и еще, и еще…
Почувствовавши себя на воле, глуповцы с какой-то яростью устремились по той покатости, которая очутилась под их ногами. Сейчас же они вздумали строить башню, с таким расчетом, чтоб верхний ее
конец непременно упирался в небеса. Но так как архитекторов у них не было, а плотники были неученые и не всегда трезвые, то довели башню до половины и бросили, и только, быть может, благодаря
этому обстоятельству избежали смешения языков.
Это последнее обстоятельство обещало продлить благополучие глуповцев без
конца; но они сами изнемогали под бременем своего счастья.
Толпе
этот ответ не понравился, да и вообще она ожидала не того. Ей казалось, что Грустилов, как только приведут к нему Линкина, разорвет его пополам — и дело с
концом. А он вместо того разговаривает! Поэтому, едва градоначальник разинул рот, чтоб предложить второй вопросный пункт, как толпа загудела: