Художественное, научное, техническое и
социальное творчество втой мере, в какой оно предстаёт как изобретение, созидание нового, даёт результаты, включающиеся затем в исторический процесс, вносят в него новые элементы.
Когда речь идёт о сфере самосознания, о мире убеждений и ценностей, то здесь условиями и пределами возможностей для
социального творчества являются существующая социальная реальность, наследованный акторами ментальный багаж, сложившиеся поведенческие нормы и стереотипы восприятия действительности, инновационные и традиционалистские взгляды, исходящие от разного толка активистов и проповедников.
Помимо этого внимание к жизни университетского сообщества предлагает исследователю дополнительные возможности, расфокусируя оптику, позволяя следовать жизненной логике университетских обитателей, нередко выходящей за пределы корпоративного взаимодействия, рассмотреть университет как пространство
социального творчества.
Как первый пример представим исследование, посвящённое изучению
социального творчества в процессе межкультурного взаимодействия (Радина, Харитонова, 2004).
Суммируя сказанное о субъекте ассоциированного
социального творчества и революции, мы можем определить в первом приближении меру разрушительности/созидательности революции.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: отмежёванный — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Более того, культура и её прогресс являются одним из важнейших источников энергии
социального творчества, стимулируя развитие последнего как позитивной созидательной деятельности.
Как период снятых внешних детерминант и предельно раскрепощённого
социального творчества революции становятся полем широчайших и глубочайших достижений в области самоорганизации и сотворения новых общественных форм.
Взрывающая это противоречие революция, как мощный энергетический всплеск
социального творчества и антиотчуждения, рождает тем самым и мощное поле, генерирующее потенциал для развития креатосферы.
Отсюда анархизм понимает
социальное творчество как самодеятельность заинтересованного класса.
Время революции как время непосредственного
социального творчества несётся необычайно быстро, требуя от участников этого процесса столь же быстрой и точной, самостоятельной, творческой (и в этом смысле – обязательно талантливой) реакции (выше мы особо отметили, что в условиях революций человеческие таланты оказываются востребованы в массовых масштабах, ибо истории, которая так же, как и природа, не терпит пустоты, в условиях слома старой системы требуются – и в массовых масштабах – творцы новых общественных форм; в этом величие и опасность этих эпох).
Именно поэтому двойственность масс (в том числе интеллигенции) в революции (субъект
социального творчества vs. «хам») есть глубочайшее и опаснейшее противоречие, разрешение которого возможно в той мере, в какой революция выдавливает из трудящихся (в том числе, намеренно повторим, – интеллигенции) не просто раба, но и хама, помогая им осознано трансформировать самих себя в творцов нового общества и культуры, условием чего, как мы уже писали выше, является интеграция сил революции и культуры.
Отличие политической идеологии от таких трактовок, делающих акцент на личностном начале творческого процесса, заключается, на первый взгляд, в том, что её обычно воспринимают как творчество масс, поскольку она действительно вовлекает в процесс изменения социального мира (коллективное
социальное творчество – как созидательное, так и разрушительное) миллионы и даже миллиарды людей.
Исходный пункт теории социальной революции (не путать с политическими переворотами и т. п.) – классический марксистский тезис о
социальном творчестве трудящихся как силе, способной осуществлять качественные скачки, приводящие к смене общественно-экономических систем и их политико-идеологических форм – смене общественно-экономических формаций.
Но всякое
социальное творчество предотвращает социальную революцию.
Выясняется, что дух современности – безудержного
социального творчества, наглого варварства, дух переступания пределов – проявляется во всём.
Именно отсутствие власти ведёт к ситуации, когда дух
социального творчества и напряжённого соревнования не может даже приблизиться к нашим границам.
Размах
социального творчества и его стремительные темпы настоятельно требуют культурных и квалифицированных субъектов трудового процесса.
Критика – это одна из действенных форм борьбы за всё новое, прогрессивное, один из видов
социального творчества.
Выход из положения – не на пути консервирования, замораживания старых форм жизни, а на пути ускоренного
социального творчества, развития демократии, утверждения свободы, социальной справедливости.
Дефицит социального капитала резко ограничивает
социальное творчество, развитие национальной инновационной системы, возможности целеполагания стратегического планирования.
В наших силах также отделить идеологические клише советского официоза от подлинного
социального творчества народа, самостоятельно, независимо от начальства, практиковавшего разные формы солидарности и общей социальной ответственности, исторически восходящие к общинности и соборности.
Начнём с очевидного: революция ломает старую систему институтов отчуждения и (вплоть до победы нового способа производства) знаменуется кратковременным торжеством отношений непосредственного
социального творчества истории, новых общественных отношений самими массами, и в этом смысле – кратковременным торжеством «царства свободы» (обратная связь здесь состоит в том, что «царство свободы» как снятие отчуждённых детерминант жизни человека есть перманентная революция).
Характерное именно для подлинной культуры выражение отчуждённости от человека его субстанциональных свойств (творческой деятельности, достойной жизни) в виде трагедии личности, восстающей против правящих миром законов отчуждения, и мечтаний о самореализации своих человеческих качеств, является важнейшей предпосылкой
социального творчества.
Вот почему антитеза «мещанин – революционер» так значима для понимания сути
социального творчества.
Будучи особым миром
социального творчества, временным (если мы говорим о социальных революциях в рамках «царства необходимости») торжеством социальной свободы, революция рождает особый тип социального времени и пространства.
Принцип
социального творчества: совершаемое ребёнком действие должно быть актом его свободного выбора, свободного волеизъявления.
Переставая замечать отдельного конкретного человека, отворачиваясь от его ран, любовь рвётся на просторы исторической сцены, сублимируясь не только в прирождённых злодеях, но и в каких-нибудь вегетарианствовавших поначалу говорунах-гуманистах в фанатичный эгоизм худшего, преступного вида, достойный разве что общенародного вождя-трибуна, в котором тёмные силы
социального творчества перекашиваются зловещей гримасой безумия.
Знаменательное рукопожатие стало настоящим хитом
социального творчества.
Отмечая пафос
социального творчества 1920-х годов, надо понимать, что массы создавали новые общественные отношения противоречиво и зачастую примитивно, в меру собственных представлений и сил.
Поэтому о некоем коллективном
социальном творчестве можно забыть, вспомнив хотя бы, что согласование двух разных систем усложняет сонастройку на порядок и понижает эффективность коллективного труда.
Такой системой общественных отношений (что тоже уже было показано нами выше) является прежде всего ассоциированное
социальное творчество.
Возвращаясь к гипотезе взаимообогащения прогресса культуры и социального освобождения, подчеркнём: в первом случае речь идёт не столько о материальном благосостоянии и развитии негативной свободы (хотя и то, и другое, повторим, есть важные предпосылки социального освобождения), сколько об интенсивности (потенциальной и реализуемой в действиях) энергии
социального творчества, в том числе – энергии борьбы с отчуждением.