По его словам, «мистическая
русская любовь – это любовь равнины, любовь к таким же угнетенным братьям, и всё понизу, по земле, любовь к бедным мучимым животным, которые по ней блуждают, к растениям, и никогда – к птицам, облакам и звездам».
Пожалуй, эти три различные обители любви могут послужить вполне достаточными источниками сведений о том, чего от неё хотят, как с ней обходятся, как любовь выживает в современном мире, чтобы избежать предвзятого взгляда на интересующий нас вопрос о путях
русской любви.
Эта безумная любовь к своему детищу и есть наша сильная
русская любовь, которая в человеке, потерявшем своё достоинство, выразилась в таком извращённом виде, в таком чудном соединении с тиранством, так что, чем более она любит своё дитя, тем более ненавидит всё, что не есть её дитя.
Кстати, сам факт, что мы, советские люди первой половины 60-х, в данном случае я говорю о себе, восприняли правду врагов большевизма как свою личную правду, говорит о силе русского гуманистического чувства,
русской любви к человеку, которая всё же не угасла, несмотря на все усилия советской системы по переделке духовной природы русского человека.