Когда по отношению к какому-нибудь событию мы убедимся, что оно может стать в ряду руководящих событий
национальной истории, то мы должны приступить к расследованию причин, вызвавших его.
Там коммунизм, Красная армия, советская оккупация в период холодной войны задают образ врага и мрачный фон, на котором собственная
национальная история представлена как нарратив жертвы.
В каждой национальной столице, как в книге или фильме, есть свой сюжет, воспроизводящий отредактированную версию
национальной истории.
В специальной литературе преобладали идеографические исследования столичности и столичных городов в рамках
национальных историй или работы, посвящённые одному городу, своего рода биографии крупных столичных центров.
В некоторых случаях происходит символическая адаптация старых символов королевской или имперской власти, которые интерпретируются уже только в качестве глав или декоративных элементов в нарративе
национальной истории.
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: степенны — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Нигде в мире нет проблемы изучения
национальной истории детьми с позиции её единства, героизма, величия и самоценности.
Ещё одна веха – рождение новой исторической науки, ориентированной на критику источников и исследование
национальной истории.
По той же причине символической субституции именами столиц называют целые периоды
национальной истории некоторых стран (например, петербургский и московский периоды в русской истории).
Ведь являются бесспорными памятниками
национальной истории и петербургская «Аврора», и находящиеся в норвежском «скансене» нансеновский «Фрам», и корабль викингов, и плот «Кон-Тики»…
Теперь в памяти многих народов находится место не только для воспоминаний о героических моментах
национальной истории, но и о страданиях и преступлениях – о том, на чём ранее было не принято акцентировать внимание, о том, что зачастую скрывалось.
Целью актуализации советской стороной «бессарабской проблемы» было противодействие румынской интерпретации
национальной истории, которая использовалась румынскими коммунистическими властями как элемент идеологической мобилизации общественного мнения.
Вымысел же, имеющий литературную природу, сшивал воедино разрозненные сведения, подчерпнутые из письменных источников, делая возможным сформировать единую и цельную картину
национальной истории с глубокой древности и развивать воображение, которое было главной предпосылкой для формирования устойчивого национального мировоззрения и постройки национального государства.
Я, конечно, мусульманин, но ислам стирает образы
национальной истории…
Национальная идея – это детище
национальной истории и плод национальной культуры,которые вырастают из жизненного опыта всех предшествующих поколений наших предков как синтез того, что создано их руками и мыслью.
Именно народ – а не личность и не государство – является субъектом
национальной истории.
Действительно, твёрдою опорою и неколебимою почвою для национального сознания и самопознания всегда служит
национальная история…
Очевидно, что здесь недостаточно просто сшить лоскутное одеяло из различных
национальных историй.
Во-вторых, надо сказать и о связи
национальной истории с питанием людей в каждой отдельно взятой стране.
Факт этот усугубляется ещё и тем, что в современной российской науке отсутствует до сих пор концепция
национальной истории как единая система от её истоков до наших дней, в силу чего российская история оказывается лишённой собственных корней.
И упор, конечно, делается на молодёжь и людей среднего возраста, потому что над ними легче установить контроль через систему образования, выпустить «правильные» учебники, очерняющие
национальную историю народа.
Былина (старина) – древнерусская, позже русская народная эпическая песня о героических событиях или примечательных эпизодах
национальной истории XI–XVI вв.
Название этой книги напоминает нам о том, что и мужчины, и женщины всегда несут на себе тяжкое бремя тени идеологий: одни – сознательно, другие – унаследовав его от семьи и этнической группы, в качестве какой-то части
национальной истории или её мифологической основы.
В представляемой книге известная, но замкнутая внутри отдельных
национальных историй, фактология излагается в едином мировом историческом потоке.
На заре советской власти этнографы были мобилизованы на изучение народов советского государства, со временем
национальная история стала базироваться на «социалистическом фундаменте».
Многие почитаемые арабами персонажи
национальной истории и даже герои арабского эпоса не были арабами по крови.
С какого момента можно говорить о начале генезиса российской
национальной истории как социальной науки и можно ли отождествлять историю народа (нации) и историю государства?
История успешных изданий, подобных «Русской старине», показывает, что русские были заинтересованы в том, чтобы больше узнать о своей недавней
национальной истории.
Эта книга посвящена тому, как эволюционировали главные сюжеты
национальной истории в отечественном, прежде всего советском кинематографе, кто и зачем «писал» кино-историю: режиссёры, власть или всё-таки историки?
Предприниматели в своих книгах – откровениях часто стараются для повышения собственного имиджа и популяризации бизнеса представить характер конкурентной борьбы как битвы сильнейших и стойких, используя военный лексикон и славные страницы
национальной истории.
Более живучим оказалось время
национальных историй, но и они мифологизировались настолько, что давно обходятся без исторического времени, подменяя его игрой в хронологический бисер.
Отказ от того, что являлось основой национального сознания, национальной гордости, национального чувства,
национальной истории может привести к возникновению новых форм самосознания.
Вместо того чтобы просто поместить эту колониально-ориентированную афганскую
национальную историю в один ряд с историями иранскими, пакистанскими или (пост)советскими, нам следует заняться трансрегиональным анализом с учётом того, что националистические нарративы сами по себе являются продуктом постоянных – часто насильственных материальных, военных и эпистемологических – взаимодействий с империей.
Начиная с 1940-х гг. изучение этих источников послужило основой для дальнейшего создания официальных
национальных историй для казахов, узбеков, таджиков, туркмен, киргизов и других современных наций.
Знание
национальной истории есть путь к национальному самосознанию.
Американские, скандинавские и советские юристы первой половины XX в. имели разные
национальные истории, но они разделяли общее понимание своей роли как посредника между правом и обычным человеком в суде, между книжным правом и практическими проблемами общества.
События 2015–2017 годов и «третье переиздание» идеологически мотивированной версии
национальной истории продемонстрировали тот уровень повторяемости, который действительно достоин скрупулёзного исследования.
После долгих лет фальсификации отечественной истории 1917-1918 гг. в этих работах иногда замечаются проявления другой крайности – идеализации отдельных сторон
национальной истории, связанных с национально-освободительной борьбой азербайджанского народа.
Второй даёт возможность понять это слово как самоопределение русского национального характера – вне определённой социально-временной прикрепленности, в уходящей далеко вглубь веков
национальной истории.
Автомобиль медленно подъехал к зданию музея
национальной истории и остановился недалеко от входа.
А потому мало что знала-ведала об особенностях
национальных историй.
Теперь трудная “история в четырнадцати уроках” Слободзянека предлагается вниманию российского читателя, который, хотелось бы надеяться, сможет по достоинству оценить и смелость автора в обращении к позорному факту
национальной истории, и владение документальным материалом, и мастерство его воплощения в художественном образе.
Впрочем, ничего странного в таком подходе к изложению
национальной истории нет: так было, так есть и так будет там, где в этом будет потребность!
Вряд ли он начал изучать
национальную историю до 563 года, когда в двадцать пять лет стал дьяконом.
Может показаться, что достаточно изучить только военные действия, чтобы описать экспедицию принца для британской
национальной истории.
Выявление национальных особенностей и первичных корней
национальной истории – дело тонкое.
Возвращаясь в 1920-е годы, следовало бы отметить роль официозных историков-марксистов в освещении
национальной истории своей страны.
И в таком представлении через столицы, безусловно, был свой интерес и свои резоны, хотя далеко не все
национальные истории поддаются такому описанию.
Параллельно происходит и своего рода музеификация старых смыслов и символов, которые вплетают их в гирлянды героики
национальной истории.
Так возникла идея книги – словаря исторических образов, значимых для обеих
национальных историй, но различно толкуемых.