Гарем, особенно у восточных правителей, был предметом повышенного интереса 
европейского читателя и в предшествующие эпохи.        
    
        Ранние американские хроники и путевые отчёты написаны преимущественно для 
европейских читателей.        
    
        Для привыкших к зоологическому антисталинизму 
европейских читателей книга «родного» автора прозвучала как бомба.        
    
        Понятие нирваны в более привычных 
европейскому читателю терминах весьма близко к понятию духовного мира, противопоставляемому физическому миру.        
    
        Логика персидских суфиев временами представляется 
европейскому читателю на редкость алогичной.        
    
    
    
        
             Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
            Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
            Карту слов. Я отлично
            умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
        
        
            
                    
                    
                        Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
                     
                    
                        Вопрос: лицеваться — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?                    
 
         
     
                                
        На взгляд 
европейского читателя, особенно знакомящегося со стихами в художественном переводе, всетанка внешне похожи друг на друга.        
    
        Ответ 
европейским читателям прояснялся медленно, десятилетиями.        
    
        Таким образом, почти все мои 
европейские читатели были на собственном опыте знакомы с явлениями, о которых я писал, а я лишь систематически изложил то, что они и без того ощущали интуитивно.        
    
        Преследующее многих 
европейских читателей впечатление наивной простоты, бесцветности, однообразия китайских текстов проистекает как раз из непонимания их внутренней глубины, их скрытой и лишь на уровне прагматики бытовавшей многозначности, которые делали ненужным явленный алогизм тропов.        
    
        Возможно, у 
европейского читателя такой подход вызовет ироническую улыбку, но лечебная система «Инь-Ян» работает, потому что лекарственные препараты делятся на «согревающие» и «охлаждающие» по тому эффекту, который они оказывают при определённых заболеваниях.        
    
        Поэтому, ставя вопрос о «буржуазности» применительно к 
европейскому читателю XIX века и литературе в целом, мы упираемся фактически в тавтологичность этих понятий.        
    
        На взгляд 
европейского читателя, особенно знакомящегося с японскими стихами в филологическом, подстрочном или квазипоэтическом переводе, все танка, независимо от эпохи их создания, порой кажутся похожими друг на друга.        
    
        Христианское искусство займёт видное место по причине своей значимости для 
европейских читателей; однако было бы невозможно охарактеризовать всё его качества.        
    
        У нас мало кто задумывается о самом существовании этого квалифицированного 
европейского читателя поэзии, поскольку в массмедиа о человеке этого рода (вовсе не таком уж реликтовом) речь не идёт, а к тому типу искусства, которое называют “актуальным”, это племя или это сословие имеет мало отношения.