При этом
глоттохронология показывает время разделения предполагаемых больших генетических общностей, превышающее 10 тысяч лет.
Между тем иранские языки раннеисторического времени достаточно близки друг другу, чтобы можно было предполагать где-то в ближайшем прошлом единый иранский праязык (или язык-основу), по канонической
глоттохронологии он должен был существовать от силы во втором тыс. до н. э., а ему должна соответствовать какая-то одна культура.
Верхней границей применения метода
глоттохронологии можно условно считать число родственных слов более 90%.
Основой
глоттохронологии является лексикостатистика.
Этот вывод представляется достаточно интересным, так как в какой-то мере определяет границы возможного применения
глоттохронологии (об этом речь пойдёт чуть далее).
Привет! Меня зовут Лампобот, я компьютерная программа, которая помогает делать
Карту слов. Я отлично
умею считать, но пока плохо понимаю, как устроен ваш мир. Помоги мне разобраться!
Спасибо! Я стал чуточку лучше понимать мир эмоций.
Вопрос: копеечничать — это что-то нейтральное, положительное или отрицательное?
Только в таком случае результаты абсолютной
глоттохронологии могут быть признаны достоверными.
Уж с такой-то точностью методы
глоттохронологии дают практически стопроцентный результат.
Сейчас в результате использования методов лексикостатистики и
глоттохронологии выяснись, что ситуация намного сложнее и, кстати, намного лучше описывает историю австронезийских языков и народов [12].
Статья 1955 года создала своеобразный канон
глоттохронологии.
На протяжении прошедших пятидесяти лет своей истории метод
глоттохронологии неоднократно использовался в исторической лингвистике.
Действительно, большое число нареканий и критических замечаний в адрес
глоттохронологии было вызвано тем, что заимствования участвовали в подсчётах на общих основаниях.
Использование метода
глоттохронологии привело в ряде случаев к существенному пересмотру традиционных представлений о степени взаимоотношения родственных языков.
Итак, в настоящее время метод
глоттохронологии остаётся единственным надёжным методом, позволяющим производить относительную и абсолютную датировку времени языковой дивергенции.
При подобном использовании метода
глоттохронологии необходимо очень тщательное составление списков с учётом семантических особенностей включаемых в них слов, внимательный анализ их этимологий и исключение заимствований.
Для этого даже не нужно проводить слишком кропотливой работы (хотя, конечно же, занятия
глоттохронологией требуют определённого труда, а не абстрактных эссеистических рассуждений).
Но естественно на фоне этой квази-академической разминки постоянно рисуется вопрос об этнокультурном взаимодействии великороссов с другими этносами, если в построение этнологического идентификатора выдвигается как неповторимая особенность «чётность великорусского сознания», в отношении которой они заявляются несопоставимы ни с носителями славянской языковой семьи, ни даже с узким восточнославянским её отграничением, расхождение которых с великороссами по языку данными
глоттохронологии утверждается уже с 6 в.
Данные
глоттохронологии хорошо фиксируют разделение «восточнославянского языкового поля» на «украинский» и «белорусский» составляющие именно в 14 веке.
Но на этом уровне обычно кончаются и возможности
глоттохронологии – сравнения корней древнейших языков людей.
Скоростью изменения языка занимается
глоттохронология.
Дифференциация фонем по
глоттохронологии предполагает дальнейшее проникновение вглубь языка, к его истокам.
Сделана попытка вникнуть в суть
глоттохронологии практически, а не умозрительно.
Почему именно лексика была выбрана в качестве основы
глоттохронологии?
Как и любой другой научный метод,
глоттохронология может использоваться лишь в определённых границах.
Было время, и совсем недавно: лингвисты пользовались методом
глоттохронологии.
Компаративисты в своих работах широко используют метод
глоттохронологии: определение степени родства языков по т. н. стословному списку наиболее универсальных и важных для жизни понятий, типа: идти, говорить, есть, человек, рука, вода, огонь, один, два, я, ты [286, с. 60, 78–87].