Источнику стало известно. Без грифа секретности

Alex Linkevich

Журналист случайно прикоснулся к тайне, которую оберегают спецслужбы на протяжении всей известной истории человечества и за которой сегодня охотится преступный синдикат, планирующий получить власть над миром.

«Источнику стало известно…»

За белой каменной стеной Софийский собор, стоящий на высоком крутояре, сиял золотом всех своих куполов. К собору притулились несколько одно — и двухэтажных домов, хотя и был среди них один, похожий на тюрьму, в три этажа. Чем дальше от собора, тем — дома ниже, а грязь — жиже. Поздняя осень!

Город каменный, предводительствуемый собором, нависал над городом деревянным, над первым в Сибири театром, над домами купцов и судовладельцев, в которых родились Менделеев и Ершов, где творил композитор Алябьев.

Батюшка-Иртыш лениво отражал в своих осенних, свинцовых водах и крутояр, и собор, и прочия-разные городские строения.

К тому месту, где ещё совсем недавно, только-что прошедшим летом, стояла пристань для пассажирских пароходов под названием «ТОБОЛЬСКЪ», к невысокому берегу седого Иртыша, приткнулся острым концом своего узкого корпуса, так называемым форштевнем, небольшой пароходик, длиной метров тридцать, или чуть больше, с чёрным корпусом и серой рубкой.

По чёрному фальшборту были тщательно прописаны белые буквы названия «Обь». Маленький пароход временами шипел сердито, совсем как взрослый, ни с того ни с сего выпуская струйки пара из совершенно неожиданных мест. Пульсировала струя извергающейся из борта воды. Будто поршневой насос откачивал воду из неглубокого трюма.

Высокая мачта одиноко и глупо торчала перед серой надстройкой, но настоящий моряк, тот сказал бы сразу что-то вроде: — Ребята, этот пароход — произведение настоящих мастеров — кораблестроителей, и не надо про его невзрачный вид и малые размеры. Не тот случай! Точнее, тот самый случай, когда не размер имеет значение, а мастерство судостроителей. Вот, только десять лет прошло как чертило под названием «Титаник» пошёл ко дну посредине Атлантики, а каков был размер, какие обводы! Казалось бы, не то, что на льдину, на остров среднего размера наедет этот «Титаник» — и конец острову! А, посмотрите — нарвался на серьёзную льдину, на айсберг, и — ага! Глупый айсберг — а что там, в этом айсберге, один лёд, остался целым, а блестящая вершина человеческого разума и творения на начало двадцатого века, пароход «Титаник», со всеми его богатырским размерениями — на дне.

Отвлеклись и запомнили — размер не имеет значения! В судостроении это аксиома.

У правого борта пароходика стояла баржа с углём, насыпанном тремя невысокими конусами. Ну, как невысокими — не по колено, конечно, в два роста человеческих. Всего, в этих трёх угольных конусах, угля для пароходного котла было припасено, пожалуй, месяца на три — четыре.

В небольшую избушку — надстройку на корме баржи солдаты, больше похожие в своих чёрных шинелях на матросов, затаскивали с вязкого илистого берега какие-то тюки, ящики, вязанки берёзовых дров, толстопузые бочки, создавая полное впечатление того, что старый пароход в паре со своей немолодой подружкой — баржей затеяли весьма рискованное, для этого времени года, предприятие.

Со стороны эта надстройка казалась почти настоящей, такой знакомой и милой сердцу русского солдата, деревенской избушкой. Даже дымок над невысокой трубой курился совсем по-домашнему.

На сам пароход, с берега, были перекинуты две широкие доски, в два дюйма толщины, с редкими поперечными брусками. Доски глубоко прогибались под солдатами в таких же чёрных шинелях, попарно переносившими небольшие деревянные ящики с берега на борт «Оби».

На берегу, у невысокой пирамиды из ящиков, стояли, наблюдая за погрузкой, два офицера, понятно, что в чёрном. Один, лет сорока пяти, с наметившимся животиком и сбитой далеко на затылок фуражке напоминал своими усами флотского офицера, какого-нибудь просолённого старпома с парусника, из тех, что в прошлое столетие бороздили моря и океаны, открывали новые земли и давали им названия, не испрашивая разрешения ни у дряхлеющей Англии, ни у какающих ещё в свои штаны Соединённых Американских Штатов.

Второй — тот был интереснее. Высокий красавец польского разлива, с соответствующими облику густыми усами, чуть обожжёнными табаком. Один глаз серого цвета, второй — голубого. Причём, глаз голубой, после контузии, полученной во время Брусиловского прорыва, практически ничего не видел, но выглядел потрясающе красиво.

Кстати, результатом этой контузии была глухота на одно ухо, потому штабс-капитан старался держаться к собеседнику одним боком, напоминая всем своим обликом яхту, идущую в крутой бакштаг.

Судя по выражению их лиц, офицеры вели разговор о вещах хотя им известных, и понятных, но весьма малоприятных для обоих.

— Вот и всё, господин Шаблинский! Приплыли… — это тот, что постарше, заговорил с грустью в голосе, и тут же уточнил. — Мы приплыли, а Вам ещё плыть да плыть!

— Господин полковник! Куда на этом, — штабс-капитан показал на сопящий пароходик. — Куда на нём можно уплыть? Пять метров ширина! Одиннадцатый год постройки! На две паровые машины триста сорок лошадиных сил! Октябрь на дворе…

— Бросьте, штабс-капитан! Что — октябрь? Берите пример с Адмирала, он весь Север исходил, во льдах, и ничего! Доплывёте до Обдорска, а там вас англичане встретят.

— Встретят? — в голосе штабс-капитана зазвенело сомнение. — Англичане? Господин полковник, нас встретят англичане?

— Встретят, встретят, не сомневайтесь! На Вас, всех нас и на всю Россию им, конечно, наплевать, а, вот за это золотишко они постараются.

— Владислав Станиславович! Осень ведь, тысячи километров неизвестного пути впереди… а мы, с таким грузом, на этом…

Штабс-капитан выразительно кивнул в сторону пароходика. При этом один его глаз вспыхнул праведным негодованием, а второй, невидящий, вдруг повернулся и уставился на полковника.

— Послушайте, Николай Александрович! И, особо прошу — запомните, что я Вам сейчас скажу. — Седой полковник закрылся от этого неживого взгляда ладонью, из-под неё испытующе посмотрел на подчиненного. — Не зря Вас выбрали для этой экспедиции, понимаете — не зря, и особо! Золото, которое Ваша команда будет сопровождать, очень важно для борьбы, которую мы ведём за освобождение России. И оружие, которое мы купим за него, тоже важно.

Полковник потянул Шаблинского за рукав, зашёл вместе с ним за штабель из ящиков, оглянулся несколько раз, ну, чисто ребёнок — кто бы смог подслушать их разговор здесь на холодном берегу замерзающего Иртыша? Продолжил почти шёпотом:

— Николай Александрович, Выслушайте меня очень внимательно, примите к сведению и для исполнения, и тут же забудьте всё, что от меня услышали!

— Э-э…

— Не перебивайте, пожалуйста. Это золото нам важнее будет для другого дела, к которому можно будет приступать лишь лет через двадцать. Всё это — дело сегодняшнее, — полковник, широко развел руки, показывая на то, что их окружает. — Поймите, мы проиграли и надо думать о возрождении. Для этого понадобится много золота, и, если Вы заплутаете в протоках этой реки, а заплутаете Вы точно…

— Точно, господин полковник, заплутаем и потеряемся, я все понял!

— Так вот, груз надежно спрятать, пароход отогнать подальше и затопить, команде выходить в сторону Архангельска, через Урал.

— Владислав Станиславович! А где, по Вашему мнению, мы можем заблудиться, заплутать, как вы изволили выразиться?

— Пойдёмте на пароход, Николай Александрович, покажу Вам точечку на карте и инструкцию передам от самого Адмирала, он знает эти края и людей, пойдёмте!»