Источнику стало известно. Без грифа секретности

Alex Linkevich

Журналист случайно прикоснулся к тайне, которую оберегают спецслужбы на протяжении всей известной истории человечества и за которой сегодня охотится преступный синдикат, планирующий получить власть над миром.

2

Спиной к столику, опираясь на него локтями, вытянув ноги далеко вперёд, сидел БАНКИР. Из примет — тёмные очки, в углу рта постоянно тлеющая сигара.

Вокруг стола расположились на резных стульях: МОНГОЛ — смуглый человек с бритым черепом, каменными руками и железными нервами;

ЛЁХА — молчаливый здоровяк со стеклянными глазами, под дорогим пиджаком синяя футболка с вывязаными морскими узлами;

ПЕЛИКАН — сутулый, крайне худой, на голове седой ёжик, во главе стола, напротив входной двери.

На мягкой софе устроились любители уюта:

АНТИКВАР — большой, грузный человек с постоянно улыбающимся лицом;

МАХНО — сухой, чернокудрый, круглые очки и цветной шёлковый платок на шее делали его похожим на художника;

ИВАНЫЧ — далеко в возрасте, но в движениях быстр, щёки были прорублены морщинами, породистый нос, свитер, брюки и туфли — белые.

Пеликан опирался руками в край стола, разгружая и поддерживая, таким образом, поломанную сутулую спину. Засипел сердито:

— Берлога у тебя, Иваныч, как изба старовера.

— Почему это? Деревяшки што-ли эти… — Иваныч обвёл взглядом интерьер своего шале.

— Ты, Пеликан, не в Туруханске, в Альпах сейчас! — это Антиквар подал голос со своего места.

— Понятно, что заграница, — вновь засипел Пеликан. — А, вот, брёвнышки то наши, русские!

Пеликан залаял сухим кашлем, вытер слёзы. Присутствующие почтительно ждали. А он продолжал гнуть свою патриотическую линию:

— Листвянка, она ведь только в России произрастает!

Махно давно знал этого «патриота» и начал уже опасаться, что важный разговор может перейти в коллективное исполнение народных песен.

— Господа, господа, время… Ну, давайте уж ближе к делу! — поторопил он собравшихся.

— И то! — согласился с ним Иваныч. — Руслана ждать не будем?

Он посмотрел через стол на Монгола, изобразив бровями вопрос.

— Звонил, — Монгол ответил быстро и объяснил доходчиво. — Он ещё в Базеле. Херова лавина на дорогу сошла!

— Ладно, — решил Иваныч. — Как говориться — семеро одного не ждут!

Он повернулся в сторону столика с бронзовой красавицей, разлёгшейся на его поверхности, посмотрел через него в угол, где дымилась сигара, и где поблескивали в конусе света носки лакированных туфель.

— Давай, Банкир, твой выход! — пригласил он сидящего в углу.

— Да я отсюда, Иваныч, пару слов… — куда, действительно, Банкиру торопиться? Он повернулся к столику, придумывая, как бы пристроить сигару, и пристроил её на край стола.

— Значит так, братва, молодые наши таланты, смена, так сказать, доломала шифр моего дедушки. Прочитали-таки, его записки!

— Во! — заколыхался на мягкой софе Антиквар, его улыбка распахнулась до ушей. — Я же говорил — не зря ребятишек в Англии учим!

— Да, да… — согласился с ним Банкир. — Ученье — свет, и так далее!

Махно в нетерпении поправил платок на шее, поторопил:

— Давай, Банкир, давай, брателло! Про дедушку! — он даже наклонился вперед, навстречу тому, что хотел, ну очень хотел услышать. — Ну, что он там, в натуре, написал про золотишко?

— Кстати, братва, пока не начали о золоте, — перебил его Монгол — Договоримся сразу, что объявление в газеты давать не будем, справимся своими силами!