Дождь в Токио

Ясмин Шакарами (2023)

Малу так хотелось уехать подальше от дома, что она с радостью согласилась отправиться в Японию по программе школьного обмена. Поразительный Токио сверкает неоновыми огнями и никогда не затихающей жизнью. А новый одноклассник Кентаро показывает девушке все то, что сам так любит в этом городе. Постепенно Малу как будто заново открывает себя на этих залитых дождем и согретых солнцем улицах, а их с Кентаро чувства друг к другу неумолимо растут так, что кажется, будто мир вот-вот перевернется. И он перевернулся, когда на Токио обрушилась катастрофа. Теперь Малу придется сделать все возможное и невозможное, чтобы отыскать свою любовь в хаосе опустошенного мегаполиса. Для широкого круга читателей.

6

Кинцуги

Вечером четверга мы с Аей, Рио и Момо стоим на легендарном сибуйском пешеходном переходе. К нам присоединились одноклассники Хитоки и Мотоки. Мы все в школьной форме: хотя матроска по-прежнему кажется сумасшедшим маскарадным нарядом, мне в ней комфортно.

Позади течёт поток тысячи людей, спешащих со станции Сибуя, впереди — всемирно известный район, похожий на сон, сверкающий бриллиантами и ярким неоном. Мега-переход занимает шесть главных улиц, на которых обитают стеклянные гиганты, зеркальные башни и небоскрёбы. Повсюду вспыхивают броские надписи, каждое здание завораживает своим неповторимым шармом, каждое стремится быть ярче, ослепительнее и заметнее.

Рио на две головы ниже меня, поэтому привстаёт на цыпочки, когда хочет чтонибудь сказать. Я улыбаюсь: за последние дни очень привязалась к этой весёлой и болтливой девчонке-ниндзя.

Я наклоняюсь к Рио, и она драматически произносит:

— В этом месте переплетаются судьбы. Все возможности сливаются. Твоя жизнь может измениться навсегда, когда на светофорах загорится зелёный. Двести пятьдесят тысяч человек ежедневно пересекают этот перекрёсток. Приходи сюда, если кого-нибудь ищешь. Приходи сюда, если хочешь, чтобы тебя нашли. Все дороги сходятся на переходе Сибуя — таков закон природы Токио.

Хироки и Мотоки воодушевлённо аплодируют. Оба говорят мало, но вьются вокруг нас, будто пьяные пчёлы.

— Сколько можно болтать? — стонет Момо. — Светофоры загорелись зелёным уже сотню раз, а судьба пьяно поёт где-то в караоке, пока ты стоишь и треплешь языком!

Ни капли ни смутившись, Рио указывает на пёструю толпу:

— Справа от тебя статуя Хатико, символ Сибуи. Японский пёс породы акита-ину каждый день ждал хозяина у вокзала. Он умер, но Хатико каждый день приходил сюда и ждал его — целых девять лет. Хатико быстро стал известным, люди со всей страны приезжали в Токио, чтобы увидеть необычного пса. Теперь он символизирует вечную верность, а его статуя — излюбленное место встречи для всего города.

— Я знаю историю Хатико, — улыбаюсь я. — Она правда очень трогательная.

— Вот, Малу уже слышала эту историю! Теперь мы наконец пересечём проклятый переход? — ноет Момо.

Ая втискивается между нами.

— Оставьте мою бедную сестру в покое! — она прижимает меня к себе. — Это особый миг в жизни Малу. Перейдя перекрёсток, она превратится из гайдзин в начинающую токийку.

Хироки и Мотоки снова впадают в полуобморочный восторг. Не удивлюсь, если из глаз у них посыплются розовые сердечки.

— Малу, готова сделать Токио своим новым домом? — радостно спрашивает Ая.

Из ушей у меня сейчас полетят конфетти. Как же я счастлива! Впервые за целую вечность чувствую себя своей. Вместо привычных страхов и неуверенности — лёгкость. Мне хорошо и весело: ещё несколько дней назад это казалось невозможным. Приятная щекотка в животе означает одно: надежду.

Скольжу взглядом по огромным рекламным вывескам (крокодил в цилиндре жуёт жвачку, а хомяк прыгает в его благоухающую пасть, таблетка для потенции обещает настоящие чудеса, гамбургер в штанах танцует под жёлтым логотипом) и воодушевлённо кричу:

— Я готова!

В эту секунду светофоры вспыхивают зелёным.

Думаю о воде, бурной воде, хлынувшей отовсюду. Мои шаги затопляют землю, я — часть движения, часть чего-то огромного, текущего со всех сторон. Краткий миг единства, когда пересекаются пути людей, синхронно двигающихся в десяти разных направлениях — это чистое волшебство. А затем мы снова расходимся, и от потока остаётся лишь тонкая струйка из отставших пешеходов. Переход Сибуя снова высыхает, на светофорах загорается красный.

— Вау! — шепчу я.

— А я говорила. Это место особенное, — Рио раскидывает руки в стороны, будто желая обнять весь Токио.

— Наша жизнь не изменилась, — ворчит Момо.

— Изменилась, теперь Малу одна из нас, — улыбается Ая.

От счастья хочется рыдать.

Момо моё духовное путешествие совершенно не интересует:

— У меня живот урчит.

— Начинается дождь, — встревает Мотоки, почуяв шанс провести с девчонками больше времени.

Над нами действительно сгущаются тёмнофиолетовые тучи.

— Пойдём в торговый центр? — предлагает Хироки.

— Вы думаете о том же, о чём и я? — с заговорщическим видом шепчет Момо.

И все хором восклицают:

— Колд Стоун! Колд Стоун!

Мы снова пересекаем сибуйский переход, на этот раз двигаясь к станции. Запах близкой летней грозы, пронизанные неоном сумерки, рёв рекламных машин и смех новых друзей — это мгновение я никогда не забуду.

— Завидую, вы всю жизнь живёте в самом классном городе на свете, — вздыхаю я, пока на языке тает божественное шоколадное мороженое.

Рай найден, и это Cold Stone — необыкновенный магазинчик мороженого. Здесь продаются не только самые безбожно вкусные лакомства (Берри-Берри-Берри-Гуд, Чизкейк Фантази и мой абсолютный фаворит Джёман чоколайт кейк), у каждого сорта своё музыкальное сопровождение. Делаешь заказ, ложечки стукаются друг о друга и писклявое сопрано исполняет захватывающий дух вокальный номер.

— Западу тоже есть, что предложить, например, вкусную еду! — замечает Хироки, с наслаждением облизывая руки.

— У нас нет Колд Стоун. Нужны ещё аргументы?

Все единодушно качают головами.

— Париж и принц Уильям! — кричит Момо. Нос у неё перепачкан мороженым.

— С удовольствием променяю Эйфелеву башню на Токийскую, а британскую королевскую семью на покемонов.

— У вас гораздо больше времени! Мы в Японии днями напролёт занимаемся зубрёжкой, — возражает Мотоки.

— И ночами напролёт работаем, — добавляет Хироки. — Переработку точно изобрели японцы.

— Плюс ко всему в Европе нет землетрясений! — вмешивается Рио.

На Шлараффенланд пала тень.

— Родители говорят, что Токио сейчас слишком часто трясёт.

— В новостях об этом не упоминали, — замечает Мотоки, впервые посерьёзнев.

— И всё же у меня странное чувство, — это уже шепчет Рио. — Вдруг произойдёт дайсинсай? Ну, большое землетрясение.

Рио даже жаль, потому что остальные явно сердятся из-за её несдержанности. Говорить при посторонних на эмоциональные или личные темы в Японии запрещено, но я всё равно не понимаю, каким образом Рио перешла черту. Её наказывают молчанием, таким суровым и унизительным, что становится больно.

— Не пугай гостью, Рио-сан! — шипит Ая. Формальный суффикс сан вместо дружелюбного чан заставляет всех затаить дыхание.

— Уверена, она не хотела ничего дурного, — пытаюсь успокоить её я.

Конец ознакомительного фрагмента.